Клинок его шамшира зацепился за гарду вскинутого кинжала. Чеда, воспользовавшись этим, оттолкнула руку Масида и отточенным движением нырнула вниз, перехватила его запястье и вывернула.

Она даже удивилась, когда он безропотно выпустил саблю, но тут же поняла, что он сделал это лишь для того, чтобы увеличить дистанцию и сорвать с пояса второй клинок, не отрывая от нее напряженного взгляда.

Он снова заговорил, его перебил Дардзада, но их слова потерялись в шуме бури, сотрясавшей все ее естество.

Масид отступил к дальней стене мастерской, двигаясь так, чтобы между ними все время был стол.

«Хватит! – взмолилась Чеда. – Он нам не враг!»

Но перед глазами вспыхнуло воспоминание о девочках, свисающих с башни в назидание врагам Шарахая. О малышке с изумрудными глазами, которая была виновата лишь в том, что оказалась между Королями и этим человеком.

Масидом Исхак’авой.

Она не понимала, что происходит, ее мотало туда-сюда, как двуручную пилу, воспоминания мешались с воспоминаниями асира, порождая неостановимый гнев.

«Хватит!» – крикнула она, но крик вышел жалким, слабым.

«Хватит…»

Она подхватила брошенную Масидом саблю, взмахнула раз, другой, но Масид отразил ее атаку с такой силой, что Чеда вскинула руку, и кончик шамшира вонзился в потолок. Не дожидаясь, пока она выдернет саблю, он ударил плечом ей в грудь, сшибая с ног. Чеда врезалась в шкаф с ингредиентами, сверху вывалился ящичек, сушеные розовые лепестки заплясали в воздухе от взмахов масидова шамшира. Она едва успела парировать два удара, как Дардзада схватил Масида за руку.

– Это Чедамин! – его грудь вздымалась как кузнечные мехи, взгляд умолял о пощаде. – Стой! Это Чедамин!

Масид пораженно уставился на нее подведенными сурьмой глазами.

– Это яд адишары в ней говорит, – добавил Дардзада. – Яд, едва не убивший ее.

Неожиданная забота Дардзады что-то надломила в ней, словно дождь пролился на бушующий пожар ее ярости. Гнев асира понемногу начал отступать, осталась лишь горечь, но и она вскоре растворилась где-то в пустыне. Он исчез так внезапно, что Чеда почувствовала себя пустой отброшенной оболочкой.

Масид отступил, выдохнул и одним движением убрал шамшир обратно в ножны. Его взгляд смягчился, он кивнул на клинок в руке Чеды.

– Верни, если не собираешься мне глотку перерезать, конечно.

Чеда перевернула шамшир рукоятью к нему.

– Чеда, выйди-ка в сад, – сказал Дардзада. – Мне нужно поговорить с Масидом наедине.

Если б у Чеды остались силы, она б засмеялась. Сколько раз в детстве Дардзада выставлял ее вот так, принимая покупателей или болтая с мамой! Она будто снова стала той двенадцатилетней девочкой, мечтающей скорее вырасти, дерзкой и злой, обижавшейся на Дардзаду за то, что не дает ей никакой свободы, даже когда она хорошо себя ведет.