Как будет правильно? Он спаситель? Или трус?
Оба, тупорогий ты идиот. Давай!
Сверху донесся скрип, чей-то недовольный вздох: наверное, неизвестный увидел, что Дауд так ничего и не съел. А может, ему просто надоело прислуживать глупому школяру, изо всех сил пытавшемуся помереть в яме.
Дауд дождался, пока ведро не ударится снова об пол, и крикнул:
– Одного! – Он задрал голову, пытаясь разглядеть в вышине хотя бы очертания человека. – Скажите Хамзакииру, что я сделаю как он хочет, если он отдаст мне хотя бы одного!
Ему показалось, что он заметил наверху движение, едва заметное, как облако безлунной ночью.
– Прошу, скажите ему!
Ответа не последовало, лишь скрипнули кожаные подошвы, зашуршали по камням, да просыпался песок.
– Прошу!
Он снова остался один.
Дауд никогда еще не чувствовал себя настолько одиноким. До того как пришел человек с ведром, он успел смириться с судьбой, теперь же перед ним забрезжила надежда – глупая, грозящая раздавить его окончательно, но все же – надежда.
Боль вновь оставила его. Он лежал, обессиленный, и думал о том, что нужно поесть. Обязательно нужно поесть, выпить воды… Однако у него получилось только закрыть глаза, на несколько мгновений забыть о страданиях.
Стоило ему уснуть, как крики начались снова. Он не знал, Анила это кричит или нет, но в его снах она умирала тысячами смертей.
Он проснулся, сжавшись в комок, как пустынная гусеница, готовая развернуться и отправиться на поиски воды. Голод точил его изнутри, рвался наружу и в то же время внутрь, прогрызая путь в самую душу, – ужаснее голода телесного.
Он облизнул сухие, потрескавшиеся губы и почувствовал вкус крови. Задышал часто, как страдающий от жары пес. Нужно было подползти к ведру, выпить воды, но он не желал. Считал минуты до новой волны… И она накрыла его, швырнула о камни с такой силой, что он понял: то, что было раньше, – детские игрушки. Вот это – настоящее.
Мир вокруг окрасился в ярко-красный. Дауд был уверен, что закричал, но слышал лишь звон в ушах – снова, и снова, и снова… Он очнулся, даже не поняв, когда успел потерять сознание. Боги всемогущие, как же больно… никогда еще не было так больно…
Я умру здесь, понял он. В этой черной дыре. Никогда больше не увидев Шарахая, родителей, Телу и Анилу. Чеду.
Я умру как Коллум: тихо и незаметно.
Попробовать повеситься? Но бечевка на ведрах не выдержит.
Он сглотнул и закашлялся – так свело вдруг все внутренности.