Она взяла Расула за ремень и затащила обратно на подушки. Достала из шкатулки щепотку лотоса, бросила в чашу кальяна и раздула. Лотос вспыхнул, развернулся огненными лепестками, выпустил в потолок стебли серого дыма. Мерьям взяла трубку, затянулась и выдохнула в сторону окаменевшего Расула.
– Оставьте нас, – сказала она. От этих двух слов повеяло холодным бризом Южного моря. Люкен и Амариллис немедленно подчинились, но Рамад медлил.
– Мерьям…
Она протянула Расулу мундштук. Расул, помедлив, с отвращением принял его, превратившись в презрительного хладнокровного аристократа, внука шарахайского Короля.
– Оставь нас, я сказала.
Что было делать? Он сам проложил для них этот курс, влив свою кровь в горло Тарику. Нужно вытянуть из Расула все, что он знает, и оставлять его в живых теперь нельзя. Он, конечно, не хотел, чтобы парня запытали и убили, но был ли у них выбор?
– Может, заберем его в Каимир? Используем как заложника, если все пойдет не по плану.
Мерьям дала Расулу еще затяжку и обернулась к нему.
– Царица приказала тебе уйти.
Рамад не смог долго выдерживать ее взгляд, отвел глаза. Этот голод. Этот гнев…
– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил он и ушел.
* * *
Тонкий золотой полумесяц Рии пустился в путешествие по усыпанному звездами небу. Редкие прохожие не обращали внимания на их троицу, а тех, кто обращал, Люкен отпугивал одним взглядом. Рамад и вокруг них видел ореол, но не золотой, как в подвале, а ярко-голубой.
Сперва город со всеми его звуками, запахами расширился бесконечно, до размеров мира, но постепенно начал сжиматься вновь, сдавливать его.
Рамаду показалось, что Амариллис смотрит на него слишком пристально и недобро. Он знал, что она предана не меньше, чем Люкен и Тирон, но никак не мог избавиться от ощущения, что вот сейчас она выхватит нож и вонзит в его сердце, так что решил отправить ее домой – она как раз держала заведение возле западной гавани.
От Люкена опасности не чувствовал, но его дыхание казалось неприятно сиплым, как скрипучий кузнечный мех, поэтому Рамад не выдержал, отослал его обратно в посольство.
Он остался посреди Шарахая один. Где-то рядом, на крыше, уд завел мечтательную песню, из соседних домов ее тут же подхватили флейта, ребаб и танбур. Но их мелодия вселяла в Рамада еще большую тревогу: что Мерьям удалось выяснить?
Вместе с этим пришли мысли о Ясмин и Реханн. Как давно он встал на путь мести, но до сих пор так и не выполнил данного им обещания. Бьется в сети, расставленной Мерьям, – дошло до того, что он готов шарахайского дворянина убить за какие-то сведения! Окажись Ясмин здесь, он бы не смог смотреть ей в глаза.