– Значит, это твой дом. Я так и подозревал. А Эмре, получается, твой… кто? Муж? Брат?

– Это и есть твой вопрос? – Чеда усмехнулась. – Мог бы и соседей спросить.

Каимирец вновь окинул взглядом ее платье, ткнул трубкой в ее сторону.

– Ты была с нападавшими?

– Я все видела.

Он поднялся – легко, но в этом движении чувствовалась угроза. Чеда отступила к столу, на котором лежал кухонный нож.

– Я не об этом спрашивал, – сказал каимирец.

– Это не твое дело.

Он шумно выдохнул.

– Мне что, по слогам повторить?

Чеда сделала еще шажок к столу.

– Почему бы и нет.

– Ты знаешь, зачем я в Шарахае. Знаешь или догадываешься, что за сегодняшней атакой на Дев стоит Масид. Поэтому не удивительно, что я начал задумываться, уж не в сговоре ли ты с ним. И если в сговоре, беседа наша с тобой пойдет иначе.

– Нет, Рамад. Я в этом не участвовала. А теперь пойди в какой-нибудь храм и задай свои вопросы богам, потому что я тебе отвечать не буду. Пока не перестанешь мне угрожать.

На этот раз, стоило ей сделать шажок, как Рамад шагнул наперерез. Чеда решила обмануть его, якобы потянувшись к кухонному ножу, одновременно сорвав с бедра скрытое тонкое лезвие. Но Рамад был быстрее: стоило ей ударить, целясь в его руку, как он перехватил ее забинтованное запястье и надавил.

Боль пронзила Чеду, как молния, от запястья, через плечо, до самого сердца. Будто яд снова вырвался на свободу, снова начал пожирать ее изнутри, все сильнее и сильнее, пока весь мир не утонул в белом сиянии.

* * *

Она стояла в саду Салии, одна. Колокольчики мерцали над ней в ветвях акации, словно осколки осенней луны. А их звук… боги всемогущие, почему она не слышала этого раньше? В их звоне ясно различались голоса: то ли голоса мертвых, нашептыващих живым, то ли эхо будущего… и сразу стало понятно, что они связаны не с садом Салии, а с самой Шангази, от пиков далеких гор, окружающих ее, до караван-сараев, разбросанных, как стежки в узоре. Салия касалась невидимых струн, проходящих сквозь пустыню, касалась жизней всех мужчин, женщин и детей, что ступали по янтарным пескам. Так вот что она сделала, когда Чеда ударила дерево ее посохом. Вот что она сделала, когда Чеда забралась на это дерево в детстве: она слушала истории о том, что случится.

В сад вошла девочка. Это же я, подумала Чеда, с трепетом глядя на нее. Эта девочка – я.

Маленькая Чедамин подошла к акации, медленно обошла ее кругом, поглядывая на выход из сада, слушая, как мама торгуется с пустынной ведьмой, а потом разбежалась и прыгнула. Она взбиралась по дереву, и улыбка ее была ясной, как небо над пустыней. Чеда позавидовала ей, ребенку, который не знает еще, что мама умрет. Для маленькой Чедамин это пока всего лишь неясный страх, который можно отогнать. Но через несколько часов она найдет Айю на виселице и навсегда запомнит окровавленные слова, вырезанные на ее коже: «блудница», «лжесвидетельница». Навсегда запомнит тот странный знак у нее на лбу.