Миновав Горбуна, Чеда свернула налево, на Поворотную улицу, затем на Цветочную, и вошла в аптеку.

У окна как всегда курились благовония и стояли подношения: немного вина и хлеба для Бакхи и других богов. Дардзада сидел за столом, переписывая цифры со смятой бумажки в приходно-расходную книгу. Он поднял голову и замер, увидев Чеду. Сглотнул, заморгал и поспешно вернулся к переписыванию.

– Девы приняли меня, – сказала Чеда. – Я теперь одна из них, слышал?

Перо замерло.

– Если пришла только для того, чтобы задавать очевидные вопросы, возвращайся к своим Девам.

– Грядут перемены, Дардзада.

– Думаешь, я не знаю?

– Знаешь. Просто хочу сказать тебе, что пора перестать меня защищать. Время помочь. Я взрослая женщина, и мы с тобой теперь в одной лодке, нравится тебе это или нет. С тобой. И с Масидом. – Она помедлила. – И с мамой.

Дардзада нарочитым жестом бросил перо в чернильницу, откинулся на стуле, скрестив руки на груди.

– И как же тебе помочь, Чеда? Попросить Королей полежать смирненько, пока ты им глотки режешь? Потребовать, чтобы боги исполнили твое желание?

Чеда бегло осмотрела мастерскую, выглянула на улицу и, никого не заметив, склонилась к нему ближе.

– Я убила одного из них, Дардзада, – прошептала она и указала на шрам. – Асиримы помогли мне убить Кулашана.

Дардзада замотал головой, затряслись его обвислые щеки.

– Невозможно.

Чеда неожиданно для себя улыбнулась.

– Он пал от моей руки.

– Мы бы узнали об этом.

– Думаешь, Короли послали бы плакальщиков возвещать о его смерти на каждом углу? Они это скрывают, Дардзада. Но не смогут скрывать вечно.

– Они на многое способны, Чеда, кому это знать, как не тебе.

Чеда кивнула.