Я едва слышала себя – все заглушал рев моей силы. Болезненная, пьянящая, она ощущалась даже ярче, чем ярость Решайе.
– Они молили о пощаде, когда ты отрубала им руки? Все эти невинные люди? Все эти младенцы?
По щекам леди Зороковой градом катились слезы.
– Я дам тебе все, что только пожелаешь. Деньги, влияние. Хочешь мой титул? Считай, что он твой.
– Мне не нужен твой титул.
Моя рука легла на ее шею. Такую хрупкую в моей хватке, особенно сейчас, когда остатки магии придавали мне сил.
– Я могла бы сказать, что это за них. За каждого человека, которого ты убила. Но дело в том, что такая сделка несправедлива. Что толку от твоей жизни в сравнении с их жизнями? Твоя стоит намного меньше.
Ее лицо исказилось. Я заставила ее опуститься на колени спиной ко мне, крепко обхватив поперек груди. Макс молча стоял рядом, его ладонь скользнула в мою свободную руку.
– Смотри, – прорычала я ей на ухо. – Смотри на эту страну – ты так трудилась, чтобы ее украсть. Когда я убью тебя, страна падет. И я хочу, чтобы это было последнее, что ты увидишь, леди Зорокова. Я хочу, чтобы ты увидела, как гибнет твоя империя.
– Пожалуйста… – взмолилась она.
Все оказалось очень просто. Я была так крепко связана с той силой, которую делили мы с Максом, что граница между нашей магией стерлась. Вызвать пламя было так же естественно, как вдохнуть, – леди Зорокова вспыхнула. Я прижала ее к полу. Она кричала. Мне хотелось оставить ее гореть, наблюдать, как тело медленно поглощает жар.
– Тисаана…
Рука Макса сжалась. Я знала, о чем он просит, хотя и не желала этого слышать.
Я зажмурилась, сопротивляясь соблазнительному притяжению собственного гнева.
– Ты не такая, – прошептал он.
Сгореть заживо – какой медленный и ужасный способ умереть. Леди Зорокова подвергла стольких невинных людей мучительной смерти. Я хотела, чтобы она страдала. И ненавидела себя за то, как сильно этого хочу.
Но Макс прав. Я не такая.
Я сунула руку в огонь, схватила Зорокову за голову и одним сильным движением свернула ей шею. Но тело я оставила гореть там, на вершине ее павшей империи.
Как маяк над Треллом, возвещающий о конце эпохи.