– Я убила тебя, – твердила я, как молитву. – Я убила тебя. Я убила тебя.

Мне хотелось услышать, как ломается его шея, увидеть, как разлагается его лицо. Но магия исчезла, я чувствовала себя беспомощной.

Я уперлась руками в пол, и мой взгляд притянуло к шкафу. Когда-то там висела моя одежда как извращенный знак принадлежности и привязанности Эсмариса. Там же хранилось оружие.

Пока я ползла на четвереньках через комнату, Эсмарис смеялся позади:

– Думаешь, там тебя ждет свобода?

Я убила тебя. Я убила тебя. Я убила тебя…

Я едва могла двигаться, но изо всех сил пыталась повернуть ручку на дверце шкафа. Кровь заливала ладони, металл сделался скользким. Когда дверца наконец поддалась, у меня вырвался истошный крик.

В шкафу висел Макс – с затянутой на горле веревкой. Его ничего не видящие глаза были распахнуты, в ладони поник одинокий небесно-голубого оттенка цветок. От него пахло не пеплом и сиренью, а гнилью.

Я опрокинулась на свою изуродованную спину, не в силах сдержать дрожь. Эсмарис встал между мной и шкафом. Он смотрел на меня сверху вниз с невыразимой любовью – совсем как тогда, когда я просыпалась посреди ночи от кошмаров. Затем опустился передо мной на колени и погладил по щеке:

– У тебя никогда не было будущего, милая бабочка. Это всего лишь сон.

– Я убила тебя, – повторяла я снова и снова. – Я убила тебя. Я убила тебя.

– Нет. – Он прижался губами к моему лбу. – Я здесь, прямо перед тобой.

Проснись, Тисаана. Проснись. Это все ненастоящее.

Но внезапно стало так трудно различить, что настоящее, а что нет. Возможно, мне приснился домик с бесчисленными цветами вокруг и улыбка, начинающаяся с левого уголка рта. Возможно, мне приснилась свободная жизнь.

– Возвращайся в постель. – Эсмарис поднялся, протягивая мне руку. – Я прощаю тебя.

По моим щекам текли слезы. Я ощущала невероятный стыд за свою глупость. Ведь мне так повезло. Я жила в удобстве, в то время как многие люди вроде меня стали разовой рабочей силой в шахтах, на полях, между шестеренками машин. И мне достался хозяин, который любил меня, по крайней мере настолько, насколько вообще умел кого-то любить.

Я вложила свою ладонь в руку Эсмариса.

Он одарил меня улыбкой, которую приберегал для тех случаев, когда был мной очень доволен.

Но что-то не давало мне покоя. Я не шевелилась. Затем дотронулась до горла и почувствовала металл. Крылья бабочки.

Уже увереннее я обхватила ожерелье, подушечка большого пальца прижалась к обратной, плоской стороне украшения, нащупала бороздки выгравированной там стратаграммы.