Но что, если Арген прав? Что, если мы уже на пороге чего-то, что разрушит нас всех?

Глава 8. И грянет гром

Глава 8. И грянет гром

Детство Феникса

День близился к завершению. Первые сумерки обволакивали побережье, и морской воздух стал прохладнее. Феникс сидел на влажном песке, задумчиво смотря на бескрайнюю гладь океана. Серебристые волны тихо разбивались о берег, заглушая редкие крики чаек. Его мысли бродили где-то далеко, уносимые мерным рокотом воды.

Он совсем не привык быть один. Но сегодня душа словно требовала одиночества – тишины, которая могла бы помочь найти ответы на бесконечные вопросы.

Феникс не сразу заметил, как к нему приблизилась женщина.

– Вот ты где, – раздался ровный, но холодный голос.

Он поднял голову и встретился взглядом с матерью. Ярана стояла перед ним, её ослепительный наряд отливал глубоким оттенком синего, словно ночное море, отражающее свет луны. Платье из дорогого, переливающегося шёлка струилось мягкими волнами по её телу, подчеркивая элегантность и безупречный вкус. По его вороту и низу расползались изысканные узоры, будто плетёные серебром. На шее сверкал драгоценный кулон, а длинные серьги с жемчужинами мягко покачивались с каждым движением.

Её волосы, светлые и блестящие, спадали мягкими локонами, идеально уложенными, подчеркивая хрупкость и изысканность её лица. Взгляд Яраны был холодным и беспристрастным, как всегда, не выражая ни тени эмоций, лишь лёгкое недовольство. Однако за её спокойным обликом скрывалась какая-то неизведанная твердость, скрытая глубоко внутри.

– Мама, – тихо сказал он, пытаясь скрыть смятение, вызванное её внезапным появлением.

Но сердце кольнуло. Что она здесь делает? Неужели отец разрешил ей гулять одной так поздно?

– Опять смотришь на океан и мечтаешь? – в её голосе звучало привычное пренебрежение.

Она медленно подошла ближе, остановилась рядом. С минуту она просто смотрела на воду, а потом продолжила:

– Тебе пора взрослеть и браться за ум.

Феникс усмехнулся.

– Куда спешить, мама? Садись со мной, давай полюбуемся океаном.

Её лицо исказила гримаса, в которой он различил горечь и отвращение.