– Я скоро умру, – повторяла она, размазывая по лицу слезы. – Мне страшно, слышишь, ты!

Чем больше времени проходило, тем чаще она плакала, тем чаще твердила: «Я умру». Будто пыталась в свойственной ей наглой манере выспросить: «Ты еще не нашел способ продлить мне жизнь?» Увы. Тот, кто продлил жизнь мне – слишком надолго, – давно подох. Мне жаль. Насколько может быть жаль человеку, неспособному искалечить другого.

– Почему ты всегда делаешь вид, что я такая же, как все они? Почему? – завыла она однажды, схватив себя за похожие на ветошь волосы. – Ты же знаешь, что я умру иначе, чем все эти люди вокруг! Иначе даже, чем ты! Умру совсем!

– Хочешь правды? – Я не выдержал. Впервые за все время общения – взял и не выдержал. – Ты удобно устроилась, Маритар. Ты ведешь себя как обычный человек, живешь обычной жизнью, даже родила девочку – обычную девочку, Маритар. Но при этом хочешь, чтобы в тебе видели чудо. Спустившееся – вернее, поднявшееся – к людям чудо. Такое похожее на них, но в то же время отличающееся. Так ты человек? Или же океан? А может, ты и сама не знаешь, какая ты?

– Одинокая, – тускло ответила она и даже не отвернулась, чтобы продемонстрировать, как сильно ее задели мои слова.

– Да бро-ось! – протянул я, всплеснув руками. Она была несносной, но даже у несносности есть границы, которые она не только пересекла, но еще и сплясала на них. – У тебя же есть твой обожаемый Каррэ, который тебя чуть ли не боготворит. Он бы оправдал тебя за что угодно. Я никогда не видел, чтобы обычный человек так любил.