– Раньше все было проще. – Мама, кажется, обиделась. – Ты начинала злиться и – бум! – время свивалось в кольцо и снова работало на меня. Почему не выходит сейчас? Ты вроде как по-человечески разбилась. Тебя увозит от папы красивый, но злой мужчина. Твой единственный друг то ли жив, то ли нет. А твой корабль пытается разбить твоя же мать. Ты уже должна сиять! А я уже должна слиться со своим шумом в этом даже немного симпатичном теле.

– Откуда ты… – Асин не договорила. Но мама и так прекрасно ухватилась за нить ее мыслей.

– Сейчас я бестелесна. По твоей, между прочим, вине, – уколола ее мама, явно надеясь разбудить совесть. – Я здесь. И одновременно везде. Прошиваю тончайшей иглой ткань мира. Это немного сводит с ума, знаешь ли. И как Бесконечная Башня все это выносит?

Если эти вечные перерождения и правда напоминали отрезы ткани, сложенные друг на друга, неужели Башня острым шилом пронзала каждый? Асин могла с трудом даже представить подобное. Бесконечная Башня, если верить словам мамы, видела десяток слоев жизни, находилась в каждом из них, пока Асин с трудом управлялась с одной – со своей.

– Смертное тело непрочное, быстро стареющее. Но с ним я перестаю быть одинокой. И перестаю сходить с ума от огромного количества прошлой тебя. Ты такая назойливая, такая упрямая! – высказала ей мама. – Я вижу все прошлые кусочки – они назойливо стучат в голове своей успешностью, – и не могу понять, почему ничего не выходит сейчас? – возмущалась мама с такой простотой, будто Асин не вовремя вернулась домой, а не отказывалась отдать в пользование свое тело.

«Потому что я гасну, – замаячила в ее голове ускользающая мысль. – Во мне остается все меньше тебя. Разве может сиять огарок?» Но мама, глядящая на нее с упреком, наверное, думала, что у нее в запасе целая вечность, забывая, как и все другие, предыдущие циклы, предыдущие жизни. Исчерпавшая себя аномалия исчезала, не оставляя ничего. А исчерпавшая себя Асин? Если верить Вальдекризу, она переставала быть аномалией. Вот-вот станет обычным человеком и получит в дар собственную жизнь. Которую будет так просто испортить очередным неправильным выбором.

– Наверное, ты просто разучилась, – с ноткой сожаления произнесла мама, как если бы говорила, что Асин до сих пор не знает буквы.

– А меня кто-нибудь учил, чтобы я могла разучиться? – мгновенно вспыхнула Асин. – Это тебе нужна была искра, тебе нужна была вечная жизнь! Тебе, мам! Почему ты ни разу не спросила, чего хочу я?

Мамины глаза заметались, брови поднялись, образуя кривенький уголок – она собиралась то ли заплакать, то ли возмутиться. Она не обращала внимания на Вальцера, оттаскивавшего в сторону тело той, кого он по-прежнему принимал за Асин – и в глубине его зрачков отражалась именно она, только слегка обезумевшая и зачем-то говорившая с пустотой.