Светлый фон

– Ее. Колдунью. Она Моран. Она дочь Каланды. Сестра принцессы.

– Сестра? Вы с Мораг говорили, что у бывшей королевы сын.

– Но это девушка. Девушка. – Я повозилась, пытаясь выпутать руки из плаща. – Ты за мной ухаживал, да? Как за новорожденной?

– Как и ты за мной, госпожа. Напугала ты нас порядком. Хочешь пить?

– Хочу. И есть хочу. Очень.

Он пошарил сбоку, достал флягу и выдернул зубами пробку.

– Тпррру! – гаркнул снаружи Ратер. Фургон дернулся и остановился.

– Каррахна! – Как все-таки приятно слышать родные голоса! – Что тут у вас за суета? Дракон огнем чихнул, что все так бегают?

– Ежели ты, господин южанин, о том звере невиданном, что о трех головах, одна из которых петушья, вторая лягушья, а третья девичья, то зверя ентого монахи мечные поймали, аккурат после полудня, и в форт привезли.

Обстоятельный бас, похоже, принадлежал стражнику на воротах.

– Где мы? – я оглянулась на Пепла.

– Ставская Гряда, кажется, так. Малыша поймали, слышишь?

– Знаю.

Снаружи фыркали и переступали лошади, позвякивали удила.

– А ты, добрый сэн, – продолжал тот же обстоятельный басок, – ежели денежный, так проезжай, а ежели мошна пуста – на лугу вон ночуй, вишь, где палатки стоят. У нас нынче за стенами Клест Галабрский гостит, дочку свою, молодую леди Корвиту, к Нарваро Найгерту везет.

– Клестиха тут? – Мораг едва не зашипела от злости. – Встретили, значит, радость ненаглядную. Где она остановилась?

– Господа галабрские у Равика Строгача стоят. Равик-то с самого ранья навстречь поехал, чтоб старого сэна Гвина обойти. Вот пока старик наш зевал, Равик его и обскакал, и Клестов к себе залучил. А старику нашему заместо морановской невесты с богатой свитой чудище трехголовое да монахи достались. Только монахи никому то чудище не показывают. И за так не показывают, и за денежку не показывают. Даже в форт на пущают. Ужасть, говорят, а не зверь. Из самого пекла выполз.

– Видали мы того зверя, – не выдержал Кукушонок. – Одна у него голова. Волосы как мечи и глазищи от-такенные. В пол-лица глазищи.

– Да врешь, поди!

– Провалиться мне, на соле клянусь.