Его словно пронзили тысячи иголок разом. Легкие обожгло огнем, он попытался сделать вдох, но уже не смог.

Вихрь волшебства судорогой боли прошелся по его телу. Он кричал, но не слышал своего крика. Тело словно порвало на тысячу мельчайших кусков, а затем магия будто ржавой иглой наживую начала сшивать их друг с другом.

Разум бился в агонии, и это длилось и длилось.

Но посреди боли оставались образы, за которые он цеплялся из последних сил, чтобы сохранить себя, чтобы не обезуметь окончательно, не провалиться в забвение.

Мама, братья и Мари…

* * *

Платон очнулся от того, что кто-то хлопал его по щекам.

Он резко вскинулся, ошалело оглядываясь. Гостиная его поместья явно нуждалась в ремонте. Мебель раскидало по стенам. Окна выбило. Весь пол был покрыт крошевом из осколков и обломков. Лишь зеркало на стене, за которым была тайная комната, висело как влитое.

Над ним, посреди всего этого безобразия, нависала невысокая двенадцатилетняя на вид девчушка с далеко не детским взглядом.

Вокруг ходили двое мужчин в черных костюмах с противно попискивающими приборами в руках. Должно быть, измерители магического поля.

– Анна Рихард, – припомнил Платон имя одной из арбитров. – Здравствуйте.

Вот только по тому, как раздувались ее ноздри, как она уперла руки в бока, было понятно, что здоровья она ему отнюдь не желает.

– Как же вы, Адроны, меня заколебали! – выплюнула она в ответ и схватилась за телефон, набирая чей-то номер. – Алло, Райка, привет.

«Она что, бабушке звонит?» – отстраненно подумал Платон, пытаясь себя ощупать.

Чувствовал он себя на удивление хорошо, ничего не болело. Даже какая-то легкость во всем теле. Он повертел головой: Серпа нигде не было видно, и внутри его присутствие тоже не ощущалась.

– Да какое хорошо-то?! – орала тем временем Анна Рихард в трубку. – Ты понимаешь, что твой внук вконец оборзел?! Он под домашним арестом, прямо в поместье у себя, умудрился провести темный ритуал высшего уровня!

Платон поймал себя на том, что улыбается. Серпа нет, ему не откусили голову сразу. У него все получилось. Он жив и в своем теле.

– Да че ты лыбишься, придурок! – заметив его улыбку, закричала на него арбитр. – Райка, прикинь, он сидит и лыбится. Он что у тебя, совсем идиот?!

Должно быть, сказывалось пережитое напряжение или он и правда сошел с ума от всей этой темной магии, но от последней фразы его буквально прорвало на смех. Должно быть, истерический, потому что перестать смеяться не получалось.

– Он еще и ржет! – Арбитр расходилась все больше и больше. – Вы совсем меня хотите утопить в макулатуре?! Ему сейчас домашний арест реальным сроком заменят. – Она на мгновение замолчала. Видимо, слушала, что говорит баба Рая на том конце, но потом разразилась очередной тирадой: – Все, заперли. Думали, проблем не будет! Дак нет же, прямо тут умудрился накосячить.