Это тоже угнетало. Не могло не угнетать. Лишиться сущности – как будто потерять конечность. Ты помнишь ее, ты испытываешь фантомные боли. Но тебе никогда уже не вернуть ее.

После ритуала Платон навсегда утратил способность обращаться и первые недели в Теневерсе переживал потерю. Он не принял ее сразу, поначалу пытался выстроить прошлое иначе, постоянно говорил себе: «А что, если…» Даже планировал, как можно попробовать провести обратный ритуал…

А потом резко отсек эту мысль. Нет уж, хватит. Из-за его твердолобости и желания вернуть орочью сущность любой ценой и случилась вся эта история. Однажды он уже совершил чудовищную ошибку, и будет полной глупостью попытаться «все исправить» в очередной раз.

Ему куда важнее безопасность близких. Над ними всегда бы нависал Серп – и его следовало обуздать раз и навсегда. Если бы пришлось вновь сделать выбор, Платон бы без раздумий провел ритуал отречения. Ради родных он бы пожертвовал жизнью и сделал бы это столько раз, сколько необходимо.

Когда он выйдет из заключения, то обязательно расскажет братьям, что произошло в поместье, – пусть ему и тошно от одной этой мысли. Не хочется признаваться в собственной неудаче. Страшно смотреть им в глаза. Это ведь исключительно его вина. Отец едва не обрел свободу из-за него. Он подверг всех смертельной опасности.

Сейчас нужно молчать, ибо стены Теневерса все слышат. Но через год… даже меньше года… Платону придется перебороть себя и поговорить с братьями начистоту.

Потому что неизвестно, что придумает Серп. А если он сбежит? А если найдет способ выклянчить у Нику свободу?

Молчать нельзя. Хватит. Намолчался уже.

В общем, Платон много думал, корил себя, а потом… он внезапно почувствовал, что утерянная сущность больше не тревожит его, как прежде. Какая разница, орк ты или человек? Не раса определяет твои достоинства и недостатки.

Только ты сам…

Твои слова. Твои решения. Твои поступки.

Плевать, кто ты по крови: орк, бес или обычный человек – важно лишь то, какой ты внутри.

Платон постоянно вспоминал Мари…

Вот уж кто при внешней хрупкости имел стальной стержень, кто не боялся действовать и готов был шагнуть в бездну ради спасения Платона.

Как она там? Нашла себе кого-то? Теперь, когда она свободна и вольна заниматься всем, что ей вздумается, вполне возможно, что Марьяна встретит хорошего мужчину. Кого-то, кто будет любить ее и беречь.

Он, конечно, назвал ее перед Дитрихом своей невестой. Ну а как иначе? Если бы сказал: «Ну, мы вроде как встречались, но это было недолго», – вряд ли бы Дит проникся.

Мари бы осталась без защиты Адронов.