Раньше Миссе никогда не понимала, зачем они нужны, но в капсуле расслабление оказалось незаменимым. Она наносила ароматическое масло на виски и ноздри, начинала считать, закрывая глаза, и дышала глубоко и ровно, пока слизь не заполняла её целиком.

Не сразу, но это помогло. Когда ей впервые удалось отделиться от тела, очутиться в чёрном пространстве Стужи под надёжной охраной тренеров-ястребов, она ощутила ликование, почти счастье. Она летала! Летала, как во сне, но на самом деле. Если бы не то, что занимало все её мысли, кто знает, может, несмотря на страх, она сумела бы однажды полюбить это.

Дело шло к настоящей службе.

Сорта, например, уже вовсю участвовала в охотах, и каждая оказывалась удачной. Вокруг её изменённого глаза расплылось лучами небольшое тёмное пятно – а сам глаз сверкал золотом, как у хищной птицы.

Теперь по одному её виду любой бы догадался, чья она. Не только походка и голос – глаз тоже был похож на Стромов, как будто и её тело, даже помимо воли, стремилось ему подражать. Оба черноволосые, высокие – Миссе не могла не признать, что выглядели они, стремительно проходя плечом к плечу через двор Гнезда, или сидя по вечерам за доской с тавлами у камина, впечатляюще. Впрочем, не так часто эти двое появлялись в Гнезде вечерами, хотя в тренировочных залах по утрам, когда охоты не случалось, их видели часто. Иногда вечерами после охоты Сорта не возвращалась – или возвращалась так поздно, что Миссе не слышала. В обычных обстоятельствах Миссе заинтересовалась бы тем, где – и с кем – Хальсон ночует, но сейчас ей было не до того.

Она сама перенесла вживление на редкость легко – кропарь, который делал операцию, только диву давался, наблюдая, как быстро шло восстановление. Её радужка лишь слегка изменила цвет – только на ярком свету было заметно, что один глаз теперь немного темнее другого. Один остался светло-голубым, другой клонился в густую синеву. Драгоценный подарок – больше всего на свете Миссе боялась не боли или самой операции, а того, что окажется изуродована, что её тело откликнется, как у Сорты, или того хуже.

Но ничего такого не случилось. Она терпела три дня – кропарь исправно добавлял ей эликсиров от боли – а потом боль начала стихать понемногу, пока не стихла совсем.

Рорри переносил вживление куда тяжелее. У него, бедняги, разнесло половину лица, и в первые дни их кропарь всерьёз опасался, что не сумеет снять воспаление. Но воспаление ушло, а вот сильная краснота осталась – она разлилась по лицу от линии роста волос и до подбородка, захватила левое крыло носа и часть губ.