– Отец, что именно ты пытаешься сделать? – сердитым голосом спрашивает он.

– Мы с Рэн просто разговариваем, – отвечает Мадок.

– Не слушай его. – Оук качает головой и бросает на отца раздраженный взгляд. – Он обожает давать всякие вредные стариковские советы.

– Если я вредный, – фыркает Мадок, – это еще не значит, что советы такие же.

Оук закатывает глаза. Я замечаю новый синяк над уголком его губ и рану на лбу, в его волосах запеклась кровь. Вспоминаю, как он дрался в тронном зале. Вспоминаю волну боли, которая накрыла меня, когда мне отрезали язык. Вспоминаю о том, что он стал этому свидетелем.

Я поднимаюсь на ноги и подхожу к той части решетки, где стоит еда. Конечно, я не смогу взять в рот ни ложки, но вдруг мне все же удастся просунуть тарелку в щель между прутьями? Пусть я пролью половину супа, но зато смогу отдать остатки Оуку и Мадоку.

Но когда начинаю наклонять тарелку, замечаю, что в супе плавает что-то металлическое. Ставлю ее на пол и, опустив пальцы в жирный бульон, нащупываю тяжелый ключ. Вспоминаю Гиацинта, который обещал освободить меня из Цитадели.

Я заставляю себя не смотреть ни на Оука, ни на Мадока и, схватив ключ, прячу его в платье, после чего возвращаюсь к скамье в дальней части камеры. Оук по-прежнему безуспешно возится с замком. Похоже, ни отец, ни сын не испытывают желания ужинать.

Они еще какое-то время говорят о Хурклоу. Мадок рассказывает, как тот спорил с леди Ноури о каких-то жертвах – старый генерал не понял, о каких именно, – и о том, что делать с их телами. Оук время от времени смотрит на меня, как будто хочет со мной заговорить, но не решается.

В конце концов Мадок предлагает нам всем отдохнуть, потому что завтрашний день станет «испытанием нашей способности приспосабливаться к меняющимся на ходу планам». Эта формулировка озадачивает меня. Я знаю, что Тирнан придет в условленное место и принесет с собой ларец, что бы в нем ни лежало.

Старый генерал ложится на скамейку, а Оук вытягивается на холодном полу.

Я жду, пока они уснут. Я помню, как Оук поймал меня, когда я собиралась сбежать от него в лесу, и поэтому в этот раз выжидаю дольше. Но события прошедшего дня так утомили принца, что, когда я вставляю ключ в замок, он не просыпается.

Я толкаю тяжелую дверь, обжигая руку о железо, и она без труда поддается. Выскользнув наружу, просовываю ключ в угол камеры Оука и Мадока, чтобы они нашли его, если я не вернусь.

Оказавшись в коридоре, снимаю свои громоздкие сапоги, чтобы бесшумно ступать по холодному камню босыми ногами. Стражник, который должен охранять ворота темницы, спит, развалившись на стуле. Видимо, привык, что Мадок – его единственный подопечный.