Он обо всем знал. Он знал. Знал обо мне с самого начала.

Он использовал меня, словно монетку, которая была нужна ему для фокуса. Воспользовался мной, чтобы иметь возможность сказать, что он доставил сердце Меллит на север, поскольку это не было ложью.

Я делаю глубокий вдох, призывая свою силу. Огонь, пожирающий подол моего платья, угасает.

Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. А когда снова открываю их, позволяю своей силе перерезать все заклинания разом. Теперь меня окружают лишь почерневшие ветки и сучья, оставшиеся от палочников. В воздухе висит густой запах гари.

– Что ты наделала? – спрашивает леди Ноури голосом, едва ли не срывающимся на визг.

Соколы и тролли замирают. Двое солдат бегут к своему королю и пытаются его приподнять.

Богдана заходится лающим смехом.

– Оук, – произносит Тирнан, наконец добравшись до своего друга. – Что происходит с Рэн?

Теперь все они смотрят на меня.

«Ноль. Никто. Ничто. Вот чем ты являешься. Ты Ноль-Никто-Ничто».

– Сам им расскажешь или хочешь, чтобы это сделала я? – интересуюсь у него.

– Когда ты… – начинает Оук, но я перебиваю его прежде, чем он успевает закончить вопрос.

– Когда леди Ноури и лорд Джарел решили завести ребенка, чтобы осуществить свой предательский план, Богдана обманула их. – Настала моя очередь рассказывать сказку. – Она создала для них дочь из снега, веточек и капель крови, как и обещала. Вот только она оживила ее при помощи древнего сердца.

Я помню многие детали истории, которую поведала нам Чертополоховая ведьма. Бросаю взгляд на Богдану.

– Мэб прокляла тебя. Я права?

Грозовая ведьма кивает.

– Кровью моей же дочери она запретила мне причинять вред любому потомку ее рода. И только Меллит была способна развеять проклятье, но я не могла дать ей новую жизнь, пока меня об этом не попросят, не могла говорить о ней, пока мне не зададут вопрос.

– Ты не могла… Да как такое… – Леди Ноури отказывается верить в то, как хитро ее обвели вокруг пальца.