Она мало знала о судах, но часть, когда ей зачитывали права обвиняемых, выслушала весьма внимательно. В этот же раз никто и словом не обмолвился, что у родителей был шанс очистить репутацию ребенка и семьи, поступить благородно и признать свои ошибки в воспитании. Этот пункт скорее всего добавили для того, чтобы показать, что светлый мир способен на милосердие, если того для ребенка захотят его близкие. Тем не менее обвиняемого до конца не прощали, а отправляли жить туда, где он с большой вероятностью все равно бы погиб.

Но никто этим никогда не пользовался, так как светлых всегда признавали невиновными.

Роза не думала, не сомневалась. Это был тот единственный шанс спасти дочь, дать ей возможность уйти с любимым и вернуться, уже окрепшей, за дочерью. В светлом мире, построенном на самообмане и лицемерии, ей места не было.

Она быстро озвучила свое предложение, не испытав и капли страха. Дала себе одно мгновение попрощаться с той, в которой, она верила, реализуются мечты и надежды каждого, подверженного притеснению.

«У нее все будет иначе», – успокаивала себя Роза.

Мужа, действительно всем сердцем любимого, давно увели от нее. А на сына, бесполезно вырывающегося из рук мужчин, у нее не хватило сил посмотреть. Одна секунда – и она увидела проблеск иглы.

Вдох. Последняя мысль в голове: «Все не зря. Они справятся».

Еще секунда – игла пронзила кожу, и лекарство хлынуло ледяной струей по каждому капилляру.

Смерть наступила слишком быстро, без боли и мучений. Она не успела ничего осознать, как уже навсегда потеряла способность дышать.

Не раздавалось ни звука. Только крик младшего брата доходил до ушей.

А перед глазами было ее лицо, смертельно спокойное и пока что еще не побледневшее.

Сильная хватка мужчин, наконец, исчезла.

Тогда я смогла закричать от невыносимой боли, выворачивающей органы наизнанку, перерезающей последнюю нить веры в справедливость этого чертового мира. Мои ноги подкосились, и я упала рядом с телом мамы на колени, уже игнорируя множество синяков и царапин. Они не убивали меня так, как потеря женщины, которую я любила всем своим сердцем, которая подарила мне жизнь, защищала меня.

Даже когда она была под действием множества терапий, она все равно руководствовалась только одним – защитой собственных детей. Сейчас мне стала еще яснее вся глубина и истинность каждого ее поступка.

Алекса также отпустили, и он подбежал ко мне и маме на спотыкающихся ногах и с рваным дыханием. Сквозь пелену слез, текущих по лицу в нескончаемом потоке, я видела, как он пытался обнять маму, но его одергивали, заставляли держать дистанцию. Тогда я осознала, что время на нежеланное прощание ограниченно. Что для нашей семьи эта трагедия всегда будет нескончаемым источником скорби и боли, но для других…