– Как вам прием вашего господина, детектив-с-руками-в-крови?

Мортимер замер, а затем устало вздохнул:

– Значит, вас пригласили…

– Только не говорите, что опечалены по этому поводу. Моя кровь на вас уже не будет так заметна среди прочих невинных жертв…

– Я не желаю вам смерти, мисс Нортвуд. И никогда не желал. Все, что я делаю…

– Вы делаете, чтобы защитить свою псевдосестру? Это вряд ли. Если она одна из «кирпичей», то ваш господин скорее использует ее, как и раньше, а вы потворствуете этому. Рано или поздно вы увидите и кровь Исабэллы на своих руках…

– Не смейте! – воскликнул вдруг Мортимер, он сжал зубы, оглянулся на повернувшихся в их сторону гостей и чуть тише произнес: – Не впутывайте ее. Если пытаетесь так давить на меня…

– Я не давлю, сэр. Я констатирую факт. Впрочем, раз уж вы так хотите служить своему господину…

– Я этого не выбирал, – глухо ответил Чейз, разворачиваясь и уходя прочь.

Кора удивленно моргнула. Забавно, что оба сказали одно и то же. Впрочем, ничего удивительного. Сколько Мортимеру лет? Что-то около тридцати? Значит, он был юнцом, когда попал в услужение к Баррету. Как и Исабэлла, которая была похожа на ровесницу Коры. Два еще несовершеннолетних человека, которых заставили служить господину… Да, выбором это не назовешь.

Кора так глубоко задумалась, что даже не заметила остановившегося рядом Гила. Наверное, он подошел сразу, когда увидел Чейза. Тем не менее голова Гила была поднята, как и у остальных. Все смотрели на один из балконов. Там остановился мужчина в золотой маске льва, которую он придерживал рукой, готовясь снять ее.

Время замедлилось, ему помогли и гости, которые замерли на своих местах, и затихающие разговоры, и оркестр, отложивший инструменты. Все взгляды сосредоточились на одном человеке. Дюк Баррет не нуждался в представлении.

Кора нервно сглотнула. Вот-вот все решится, хотя и решать было нечего, и так было ясно, что Баррет – тот, кого искал Аконит. Кора нашла руку Гила и сжала ее, чувствуя, как его похолодевшие пальцы сдавливают ее ладонь.

Дюк медленно отвел свою маску в сторону, открывая лицо. Узкое, испещренное морщинами, но с живыми пронзительными глазами, которые блестели под светом. Волосы его были цвета соли и перца: в изначально черных прядях появлялось все больше седых.

Какое-то время стояла тишина, Баррет явно упивался ею, губы его изогнулись в едва заметной улыбке.

– Дорогие гости, – наконец пронесся по залу громогласный голос дюка, – душевно приветствую вас и благодарю, что вы не изменяете себе в благосклонности по отношению к моей заурядной персоне и навещаете меня на наших скромных и редких встречах.