Я поворачиваюсь к Мэйлин, ненависть теперь заглушает всякую жалость, что я испытывал. Я знаю, что она делает. Это то ведьмовство, о котором предупреждал меня Сул, ведьмовство, которое, как он утверждает, изначально и подсадило в мое сердце эту любовь к Фэрейн. Надругательство над моей волей вызывает тошноту. Я бы убил эту женщину на том самом месте, где она лежит, если бы она и так уже не умирала.

– Зачем ты это делаешь? – вопрошаю я, мой голос странно сдавлен. – Зачем, Мэйлин, зачем?

Ее губы изгибаются в омерзительной улыбке, зубы сверкают через завесу крови, льющейся с ее лба и щек.

– Это всегда должна была быть она, – говорит она. – Женщина Кристаллов. Кулак Глубокой Тьмы. Одаренная богами драконоубийца.

– Никто не может убить Арраог. Никто, кроме самих богов.

– Даже богам нужны орудия.

– Это дело рук не богов. – Слова, словно яд, слетают с моего языка. – А твоих. Ты ее забрала, манипулировала ею, изменила ее.

– Да! – Мэйлин хватает ртом воздух, и все ее тело содрогается в ужасной агонии. – Я сделала ее тем, чем она должна быть! Чтобы оправдать цену жизни. – Затем она закрывает глаза, откидываясь головой на камень. – Жизнь за жизнь. Это был единственный способ ее вернуть. Дать ей шанс исполнить предназначение. В конце концов, разве это не справедливый обмен?

Мгновение я смотрю на нее, ничего не понимая. Затем я сую руку в карман, выдергиваю оттуда камень урзула, который носил там все эти недели. Как и все прочие камни его вида, он пульсирует красным светом. Тьма в его сердце уменьшилась, почти исчезла. Зашипев, я вновь поднимаю глаза на ведьму.

– Ты знала? Ты знала, что потребуется твоя жизнь?

Она пожимает плечами.

– Я подозревала. Одному из нас пришлось бы заплатить. Либо тебе – за то, что принес ее туда, либо мне – за то, что вообще сказала тебе, куда идти. – Она опускает глаза на свое окровавленное тело. – Полагаю, боги решили, что одной жертвой можно убить двух зайцев. Очень… предусмотрительно с их стороны.

Я качаю головой, опять поворачиваясь к пропасти. Я снова пытаюсь сделать шаг, но ноги меня не слушаются.

– Черт тебя побери, женщина, отпусти меня! – реву я. – Она не готова к такому врагу. У нее нет шанса выжить там. Нет надежды…

– О, этого действительно нет. – Мэйлин хихикает, и это темный, жестокий звук. – Надежды, в смысле. Она уже за гранью надежды, так же как и за гранью боли. Или любви. У нее осталась только судьба.

– Ты лжешь. – Это не может быть правдой. Я чувствовал в ней любовь. Я чувствовал ее в каждом прикосновении моих губ к ее коже, в той близости, что мы разделяли, в упоении и агонии. Она ощущала все это столь глубоко, что это потрясало саму ее душу. Не может быть, что этой женщины больше нет.