Она прерывисто дышит, словно на ее легких оставлены глубокие раны.

– Ты только дыши, – говорю я.

Может, не стоит. Послушницы косятся на меня, но какого хрена им от меня надо? Я не позволю ей просто… сдаться. Не позволю умереть.

– Дыши.

Она с трудом делает еще один вдох, который отзывается у нее хрипом.

Ко мне подходит Ходжат.

– Капитан, порой нашим любимым нужно услышать, что мы отпускаем их в иной мир…

– Это ненормально, – отвечаю я ему.

Отвечаю ей.

Я хочу, чтобы она продолжала бороться. Даже если это делает меня эгоистом, хотя я ни хрена не утверждал обратного.

Мы с ней спорили при жизни, можем спорить и после смерти.

До самого горького финала.

Пока Ходжат не сжимает мое плечо, я даже не замечаю, что не поправил его, когда он назвал Риссу моей любимой. Не поправил, потому что это и не нужно.

Я люблю эту женщину.

И это признание станет звучать в прошедшем времени еще до того, как успею ей сказать в настоящем.

Потому я, разумеется, не стану ей говорить, что уходить в иной мир нормально. Нет тут ничего нормального.

– Ты поняла, Желтый колокольчик? – шепчу я. – Я не разрешаю тебе умирать.

Я встаю со стула и склоняюсь над ней, презирая свет свечей, презирая тени, которые они отбрасывают на ее лицо. Я обхватываю ее щеки руками и провожу по ним большими пальцами. Она еще горячая, но лучше уж так, чем она станет холодной.

– Продолжай сражаться, – упрямо говорю я. – Сражайся со мной.

Но я капитан армии. Я знаю, что происходит, когда кого-то покидает боевой дух.