Рана шипит, и от воспаленной кожи поднимается пар. Он потрескивает, впитываясь в зашитую рану. Я напрягаюсь всем телом, а Ходжат завороженно наблюдает за девочкой. Я вот-вот потеряю самообладание, но у меня на глазах рана начинает заживать.

Она. Начинает. Заживать. Черт возьми.

Я отшатываюсь. Пузырек выпадает из руки и разбивается на мелкие осколки.

Этот резкий звук не пугает девочку. Она продолжает тереть ладони. Порошок продолжает сыпаться. А ужасная рана и покраснение вокруг нее… начинают уменьшаться. Краснота сходит. Припухлость спадает. Рана начинает затягиваться.

Я так потрясен, что не могу оторвать взгляда от раны и не замечаю, как девочка падает, чуть не ударившись о пол. К счастью, Ходжат успевает ее подхватить, а оставшийся синий порошок попадает на грудь Риссы.

Старшая сестра бросается к Винн, приподнимает ее и прижимает маленькую головку к своему плечу.

– О, Винн, я же говорила тебе, не перестарайся.

Девочка запрокидывает голову, закрыв глаза, но я слышу ее ответ:

– Все хорошо. Хотела помочь. Она красивая.

Я просто смотрю на сестер.

Моргаю. Наступаю сапогом на осколки стекла.

Как.

Как, как, как, как…

Я слышу голоса, но не могу разобрать ни слова. Почти не замечаю, что Исали выводит девочек из комнаты. Я слишком потрясен, чтобы обращать на них внимание. И не могу отвести взгляда от раны, которая уже почти зажила. От нее осталась лишь зарубцевавшаяся плоть и швы.

И…

Рисса дышит. Дышит и не хрипит. Хмурое выражение на ее лице тоже смягчается и становится почти безмятежным.

Я перевожу взгляд на Ходжата. У меня срывается голос. Все кажется ненастоящим. Черт, я чуть не влил ей то зелье, чтобы остановить сердце. Еще несколько секунд – и я бы это сделал.

– Как?

Ходжат качает головой, словно он точно в такой же растерянности, что и я.

– Магия.