Поднявшись на ноги, царица направилась к столу, у которого на подставке пировал ворон. «Я должна поговорить с Шэхриэром с глазу на глаз. Возможно тогда, если добровольно соглашусь вырастить яблоню, смогу избежать и клятвы, и войны! — думала Мара. — Нужно быть очень осторожной. Если Аскольд явится, — при мысли о князе, она вспомнила его своевольные поступки и смутилась, — он меня слушать не станет, только испортит всё!»

— Мой прекрасный князь, — прошептала царь-девица, зажигая огонь лучины и беря глиняную фигурку горлинки, — прости меня за обиду. Сердце моё всегда будет с тобой.

Она повертела фигурку в руках, повернула кверху донышком. Птичка была полой, подобно сосуду. Мара налила внутрь воды, закупорила отверстие деревяшкой, а после спрятала в ладонях и начала шептать заклинания. Когда царица закончила, огонь лучины полыхнул сильнее и угас, а в её руках оказалась живая птица.

— Нарекаю тебя крылатой помощницей! — прошептала Мара, поднося птицу к груди. — Передай ему мои слова, а после покинь этот мир. Как прольется вода, так исчезнет твоя связь со мной.

Снова оказавшись у окна, царица произнесла над головой горлинки послание, а после распахнула створки. Снежинки с холодным ветром ворвались в покои.

— Лети! — скомандовала Мара, раскрывая ладони.

Горлинка вспорхнула и устремилась в небеса.

***

Звонкий смех Огнеславы отразился от расписанных орнаментами сводов княжеских покоев. Аскольд только рукой махнул. Княгиня стояла посреди светлицы, раскрасневшись, избавившись от головного убора и сковывавшей движения душегреи. Минул месяц с того дня, когда ей открылась главная тайна правящей семьи Зеяжска. Днем она была безупречной молодой княгиней Белого дворца, а ночью становилась хозяйкой в Черном. Её отношения с Аскольдом приняли довольно странный характер. Каждый в Белом дворце мог бы поклясться, что правящие супруги нежно любят и уважают друг друга. Наедине же, князь превращался не то в строгого наставника, не то в задиристого братца. Чтобы усыпить бдительность матери, Аскольд каждый день проводил с женой не менее часа. Уверовав, что младший сын взялся за ум, а старший смирился с судьбой, Верея успокоилась и перестала строго контролировать молодую чету.

— Зачем мы повторяем одно и то же столько раз? — обернулась Огнеслава.

— Затем, что однажды это может спасти тебе жизнь, — серьезно ответил Аскольд. — Только заученное действие поможет в опасности.

— Но я никогда не занималась ничем подобным, — сделала жалостливое лицо Огнеслава. — У меня не получается. Я выгляжу, как неуклюжий медвежонок. К тому же, вокруг всегда полно охраны. Может не стоит оно того?