Мне нужно узнать это для своей работы. Просто для работы. Не для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство. Дело совсем не в этом.
Лгунья.
– А что еще?
Его заросший щетиной подбородок напрягся, когда он смотрел на огонь. Он не ответит. Он либо промолчит, либо переведет разговор на другую тему. Он ни разу не прикоснулся ко мне, как мужчина к женщине, после той ночи с дядей, и сейчас был отличный момент, чтобы он воспользовался этим. Что угодно, лишь бы не отвечать.
– Тихие дела.
Я замерла от неожиданного звука его голоса.
– Незаметные дела. Кровавые дела. Порой, плохие дела. – Он поджал губы и выпрямился в кресле. – Я заслужил прозвище Змей. Когда я услышал его, то выбрал змею своим сигилом, – произнес он с грустной усмешкой. – Если меня так называют, что ж, я буду владеть этим прозвищем и страхом, что оно наводит. В конце концов, полезно, когда тебя боятся.
Во рту пересохло, и я сглотнула. Я и не думала, что сначала было прозвище. Что он такого сделал, чтобы получить его? Мой язык не желал спрашивать об этом.
Наконец его взгляд упал на меня.
– Я совершил ужасные вещи, Кэт. И некоторые – не повод для гордости. Не думай, что раз я помогаю тебе, то я какой-то благородный герой. Я злодей во многих других историях.
Злодей? Я не могла в это поверить. Злодеи не обращались со мной так, как он. Они не были такими нежными; они не заходили в ванну полностью одетыми, только чтобы я чувствовала себя в безопасности.
– Я понимаю, о чем ты думаешь. Не обманывай себя. Я сделаю все, что потребуется, – что бы это ни было. – Он скомкал письмо и сжал его так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. – Я видел, что происходит с теми, кто этого не делает, и отказываюсь жить в таком ужасе.
Бастиан бросил бумагу в огонь и наблюдал, как пламя лижет ее, сначала опаливая, затем окрашивая края в желто-красные цвета, а потом и целиком поглощая.
– Я сделаю то, что должен, как бы мои чувства ни были против, – он хмуро смотрел на бумагу, становящуюся пеплом. – Помни об этом, когда у тебя возникнет соблазн довериться мне.
Когда мои внутренние звоночки забили тревогу, связанную с Бастианом Марвудом, это было не для того, чтобы спасти мне жизнь. А для того, чтобы спасти мое сердце.
Я почесала пушистую обшивку, глубже зарываясь ногтем в нее.
– Я не верю тебе.
– Тебе придется поверить. Мой вид не может…