Что ж такого? Ему нравилось бродить по широкому променаду Льелина вдоль Тёплого моря и разглядывать людей, и волны, и белых крикливых птиц с чёрными крыльями… И вовсе они не прокажённые – просто в ссылке.

– Отцу бы здесь понравилось, – заметил он, ненароком позабыв, что сказала Нора, и отвечая собственным мыслям. – Всё так чисто и аккуратно.

– Отец твой сгниёт в застенках Флоры, – отрезала жена. – Они его никогда не выпустят, можешь не сомневаться. И по заслугам!

– Как ты можешь так говорить?

Она всегда была резка с ним – что ж поделать, характер. Он не успел как следует узнать жену до свадьбы: отец сказал, что жениться надо срочно, «пока есть варианты», и быстро подыскал партию. Нориетта не была аристократкой, отнюдь, зато её родители владели несколькими мануфактурами в Индувилоне и предложили графу достойное приданое. Тогда никто ещё не знал, что скоро у Сэптенов отберут все привилегии и что Норе придётся распрощаться с титулом виконтессы прежде, чем она к нему привыкнет.

Для неё это оказалось тяжёлым ударом, Винтекью же принял решение суда стоически. Потеря статуса, богатства и особняка в Ангоре не трогала его, покуда они оставались вместе с Норой. Он был рад наконец‐то иметь жену: каждый день видеть это строгое смуглое лицо, без особых на то причин касаться знакомых рук, знать, что она – его человек, а он – её. Никогда прежде он не был связан с кем‐то столь прочной нитью, кроме разве что мамы, много лет назад… Это было почти незнакомое, волнующее чувство.

– А что я такого сказала? Он же чуть не прикончил принцессу Флоры, только и всего. Пф-ф!

– Он не хотел!

– Ну конечно, он не хотел… Ой, Винт, брось! Я не буду опять обсуждать с тобой эту тему.

Нориетта поджала губы и отвернулась. «Он мой отец… – рассеянно подумал Винтекью. – Нельзя предавать семью, это святое». Однако теперь его семья – Нора. Её тоже нужно было уважать и любить. Как же правильно поступить в такой ситуации?

Они редко гуляли по променаду – жена действительно стеснялась людей, её ранил каждый косой взгляд. Но иногда даже она не выдерживала заточения в их крошечном домике из трёх комнат на окраине Льелина, и они выбирались в город. Променад был длинный: километра полтора в одну сторону, потом – обратно, и вот уже закат подкрадывался к ним со спины. Когда Винтекью и Нора возвращались к себе, перед ними стелились длинные вечерние тени.

Ему было жаль отца. Жена права: его вряд ли когда‐нибудь выпустят, хотя Винт до сих пор не верил, что отец в самом деле плёл интриги против королевской семьи. Ведь он же не злой человек, разве он мог бы?.. И теперь из-за этого недоразумения он будет вынужден провести остаток жизни в тюрьме, в обычной камере, как последний простолюдин. Это ужасно! «Лучше бы пристрелили», – мрачно сказал граф, вытирая пальцы влажной салфеткой, когда Винтекью видел его последний раз.