Было бы глупо отрицать, что он о ней думает, поэтому Айлек не отрицал. Он помнил всё, и ему не хватало её – безумно, до дрожи, до скупых слёз, которые он позволял себе лишь в одиночестве у кристального алтаря. Призрак Марель однажды просто взял и рассыпался на тысячу солнечных бликов, оставив после себя любовь и унеся печаль, а вот Венда была слишком реальна. В общине мгновенно прослышали о её решении унаследовать корону – и Айлек знал, что он всю жизнь будет следить за ней, что ни одна новость из Флоры не оставит его равнодушным, что он будет праздновать её победы и горевать над поражениями. До самого конца. Он почувствовал укол в груди и поёжился.

Скалистыми тропинками Айлек спустился в одну из скрытых пещер, откуда открывался вид на водопад. Точнее – на стену воды, низвергающуюся с неба, оглушающую своей мощью. Монахи приходили сюда, чтобы молиться или петь, вплетая мелодию в потоки Орили, но сегодня Айлек оказался здесь в одиночестве.

Он опустился на камень, покрытый сухим кудрявым мхом, и извлёк письмо Венды из складок мантии. Уже два дня он таскал его с собой, но не торопился прочесть. Всё ждал нужного момента… И вот он настал.

Айлек развернул желтоватую бумагу – в пещере едва хватало света, чтобы разобрать неровные строчки. Низко склонившись над исписанными листами, он жадно проглотил вступление и догадался, что Венда долго накручивала себя, прежде чем ему написать. Она щедро выплеснула в это послание свои эмоции: ярость оттого, как он малодушно бросил её, заставив чувствовать себя неполноценной, и счастье быть вместе с Марком. «Назло тебе!» – кричали буквы.

Но Айлек читал между строк. Там, где она возмущалась, он видел её неуверенность и привычный страх стать обузой – для него, для отца, для всей страны. Там, где она хвалилась новыми отношениями, была не спокойная радость двух влюблённых, а бурная вспышка удовольствия; даже если бы Айлек покинул общину вместе с Вендой, он никогда бы не смог дать ей того же. О своём решении принять корону Флоры и избираться в Ориентале она тоже упомянула – как бы вскользь. И это ярче всего говорило о том, как тяжело ей пришлось.

Он опустил письмо и только тогда заметил, что плачет. Да что с ним такое, в самом деле?! Ведь у Венды всё наладилось и впереди целая жизнь. Тогда почему у него на душе столько мутной, вязкой тревоги? Почему страшно выпустить из рук эти листы, словно они – последняя ниточка, которая связывает его с Вендой, последняя возможность до неё докричаться?

– Ты сделал выбор, – раздался скрипучий голос из темноты.