Кортаэль практиковался в изучении видэрийского даже больше, чем в сражениях на мечах. Он отчаянно желал выучить язык бессмертных, рядом с которыми рос. И ему удалось овладеть им гораздо лучше, чем предполагал Дом. Его произношение было почти идеальным.

От этого воспоминания горло Дома сжалось. Он оторвал взгляд от пергамента и посмотрел на стопки одежды: штаны, туники, мантии и жилетки. Некоторые из них были детского размера, другие же предназначались для взрослого мужчины. Все они были аккуратно сложены на полках и в сундуках, но ничто из этого больше никогда не увидит солнечный свет.

– Здесь нет пыли, – едва слышно проговорила Ко-рэйн, медленно заходя в зал. Ее глаза блестели от непролитых слез.

– За этими комнатами хорошо следят, – хриплым голосом ответил Дом и провел рукой по идеально отшлифованной деревянной лошадке, у которой не хватало одной ноги. – Я помню, когда он сломал ее, – пробормотал он, взяв игрушку в руки и скользнув пальцем по неровному слому. – Всего через два дня после того, как я сделал ее для него.

Корэйн подошла поближе, тяжело дыша. Она зачарованно смотрела на лошадку, но не прикасалась к ней.

– Каким он был? – шепотом спросила она. – В детстве?

– Неукротимым, – ответил Дом, ни на мгновение не задумавшись. – Неукротимым и любопытным.

– А когда вырос?

– Благородным. Серьезным. Гордым. – Дом осекся. – А еще Кортаэля преследовало его предназначение. Которое он не мог исполнить.

Лицо Корэйн осунулось, а уголки губ поползли вниз. Она изо всех сил зажмурилась, но с ее губ все равно сорвался один-единственный всхлип.

Дом обнял Корэйн, крепче прижимая ее к своей груди. Ровно настолько, чтобы она смогла побороть слезы и позаимствовать у него хоть немного силы.

– Он бы тобой гордился, – сказал Дом и немного отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

Корэйн в недоумении подняла голову и посмотрела на него полными слез глазами. Отблески света плясали на ее лице, заостряя линии щек и носа. При мягком освещении все ее незначительное сходство с матерью растворилось, и в какой-то момент Дому показалось, что из ее черных глаз на него смотрит Кортаэль.

Затем Корэйн покачала головой и вернулась к полкам с одеждой.

– Кто знает, что бы он обо мне подумал, – хрипло сказала она.

Корэйн провела руками по стопке сложенной одежды и вытащила старую красную мантию. Она была пыльной, но в остальном хорошо сохранилась. Когда Корэйн приложила ее к себе, подол едва достал до пола. Мантия идеально подходила ей по размеру.

– Это была его мантия, – проговорила Корэйн, расправляя мягкую ткань. По краям подола виднелись вышитые розы, переливающиеся на свету. – Когда он был совсем юным.