Каждое утро Сораса заключала пари сама с собой. Кто же первым не выдержит и поддастся любопытству? На следующий день, когда Дом прищурился и окинул ее привычным негодующим взглядом, убийца подумала, что это будет он. Однако Древний так и не заговорил. Корэйн была очевидным вариантом. Девчонка держала в голове все на свете – от силы ветра в Зеркальном заливе до посевного периода в долине Большого Льва. Сораса Сарн, Павшая и Сломленная амхара, не сомневалась, что ей достанет храбрости задать вопрос напрямик. И еще был Эндри. Пусть он казался сдержаннее остальных, но все же с утра до вечера бросал в ее сторону странные взгляды, так что даже лошади, должно быть, заметили его интерес. Вальтик уже и так обо всем знала, поэтому ее можно было не считать. «Не удивлюсь, если она весь день только и делает, что выдумывает рифмы», – подумала Сораса, сжимая зубы.
В конце концов храбрости набралась именно Корэйн. Ее тактичности хватило на то, чтобы выждать несколько дней и задать этот вопрос наедине. Стоял вечер, и все были заняты тем, что готовились к ночевке, разбивая очередной лагерь. Что касается Эндри, он взял свой дурацкий чайник и удалился заваривать чай.
– Осара, – произнесла Корэйн и замолчала, оставив это слово висеть в воздухе.
В этот вечер небо было ясным, и Сораса подняла лицо к звездам – хотя обычно это делала Корэйн. Они знали друг друга всего несколько недель, и убийца порой забывала, что девчонка была наследницей Древнего Кора и дочерью печально известной Мелизы ан-Амарат. «Но только не сегодня»
– Этим словом называют убийцу-амхара, которую заклеймили кровавой меткой и изгнали из Гильдии, – прямо ответила она.
Павшая. Брошенная. Сломленная. Все эти определения означали одно и то же, и каждое из них произносилось с глубочайшим, брезгливым отвращением. Осара – так это слово звучало на ее родном языке, и именно оно отзывалось в ее сердце самой острой болью. Лорд Меркьюри провозгласил его перед всеми убийцами Гильдии, не сводившими взгляда со свежей, еще кровоточившей отметины на ее коже. Эта татуировка была проще и грубее остальных – всего несколько слов, нанесенных поперек ее ребер простой иголкой без заботы о том, какую боль ей это причиняло. Она не издала ни звука, пока мастера делали свою работу, оставляя на ней клеймо и навеки изгоняя из рядов амхара. Но даже сама Сораса была готова признать, что наказание соответствовало преступлению.
– Я так и подозревала, – тихо проговорила Корэйн, хотя Сораса понимала, что бессмертный все равно услышит их разговор. Она лишь жалела, что он не может услышать все ругательства, которыми она осыпала его в своих мыслях. – Дом не знал об этом, когда нашел тебя в Билскосе. Когда нанял тебя, чтобы ты помогла ему меня отыскать.