Эндри заметил золотистые всполохи прежде Корэйн и поскакал вниз по заброшенной улочке, снова заходя в глубокую воду. Кобыла пыталась сопротивляться, но он сдавил ее бока, красочно выругавшись себе под нос.
– Если мы выживем, напомните мне отругать вас за неподобающие выражения, – устало проговорила Корэйн.
Его грудь вздрогнула, слегка поднявшись и снова упав – Эндри еле слышно рассмеялся. Его тепло застало Корэйн врасплох.
– Обязательно напомню.
Они нашли Дома в окружении солдат. В одной руке Древний держал Веретенный клинок, а в другой свой меч; и то и другое оружие двигалось так быстро, что казалось размытым пятном. Бездыханные тела падали, словно снопы сена, а зеленые галлийские мантии окрашивались алым. Змеи пировали; благодаря тому, что мертвой человеческой плоти здесь было в избытке, на живых они не нападали.
– Возьмите вот это, – проговорил Эндри, жестом указав на меч, висевший в ножнах на его седле. – Просто размахивайте им по мягкой траектории. И попробуйте сделать так, чтобы движение лошади способствовало вашему удару.
Корэйн тошнило при мысли об убийстве еще одного человека, но она лишь сжала зубы и достала меч Эндри. Она схватила эфес двумя руками и вытянула клинок, слегка наклонившись в его направлении. Его острие уже было окрашено в алый.
Меч пролетел по похожей на молодой месяц траектории, и за ним в воздух взлетела голова солдата, которую по-прежнему сжимал железный шлем. Корэйн отвернулась, а Эндри уже поворачивал их лошадь для следующего удара. Древний едва ли их замечал, изрубая в фарш выступавшие против него войска. На этот раз Корэйн промазала – в отличие от лошади, которая снесла двух солдат в серую воду, на которой успела образоваться кровавая пена. За их спинами Дом издал боевой клич на языке, который знал он один. Этого хватило, чтобы выжившие солдаты убежали прочь. Бледные как полотно и окровавленные, они пришли в ужас от бессмертного, обратившегося в гору ярости.
Его грудь поднималась и опускалась. Айонийская мантия с серебряным оленем была изорвана в клочья. На золотистых волосах Дома виднелась кровь – равно как на его бороде и руках до самого локтя. Корэйн не удивилась бы, если бы его радужка тоже покраснела, но его взгляд нисколько не изменился: на нее смотрели твердые, спокойные изумрудные глаза. Дом тяжело дышал, его грудь напряженно поднималась и опускалась.
Корэйн в прострации вдела меч Эндри в ножны и спрыгнула с седла. Ее сапоги с хлюпаньем опустились в воду.
Дом ошарашенно на нее глядел; лежавшая перед ним гора тел едва ли не загораживала его целиком. Затем он вздрогнул, как будто возвращаясь в себя, и протянул ей Веретенный клинок.