С каждым шагом темнота вокруг них бледнела. Сначала она была серебристой, как лунный свет; затем исчезающую темноту окаймили янтарь и золото. И когда они прокрались по последней изогнутой лестнице, их взору предстало чудесное сердце Мимисбрунна.
С первого взгляда открывшаяся картина напомнила Гримниру лесной сад в Зеландии, в Дании, где более трехсот лет назад он заставил гнома Нали, сына Наинна, открыть Дорогу Ясеня; здесь тоже было что-то вроде храма, обители забытых богов. Светильники фантастических форм, от медных и серебряных до стеклянных и золотых, отбрасывали лучи света на пол, покрытый множеством корешков. В воздухе витал дым от курильниц и жаровен. Здесь слабо пахло весной, полевыми цветами и кедровыми ветками.
Источник Мимира брал свое начало далеко над головой Гримнира, где из сердцевины Иггдрасиля вытекал источник холодной сладкой воды; она собиралась в поросших мхом лужицах, сочилась по обнажившимся корням и капала с вьющихся побегов, лишенных коры, смешиваясь с соком-кровью Старого Ясеня. В конце своего путешествия вода Колодца выплескивалась в центр круглого, окаймленного камнем пруда среди переплетения корешков на полу.
А на каменной полке, выступающей из стены за бассейном, на них смотрела отрубленная голова
— Это и есть сострадание Всеотца, — прошептал Гиф. — Мертвый, но живой. Пойманный в ловушку, пока не прогремит Гьяллархорн…
— Фи, огонь и дым! — проревела отрубленная голова глубоким голосом, похожим на колокольный звон. — Я чувствую зловоние
— Мимир, я предполагаю, — пробормотал Гримнир.
— Ты слишком много предполагаешь, маленький
— Мы здесь не за твоей водой, — сказал Гримнир. Он переглянулся с Гифом, и тот кивнул ему говорить. — Борода Имира! Что такой, как я, может сделать с живительной влагой Старого Ясеня? Набраться мудрости?