Боярин Раенский, хоть и в возрасте был, а погуливать не переставал. А только жену он любил и по-своему берег, ценил, уважал. То есть — на своем подворье никогда и никого он не валял, к себе не приглашал, ни на одну холопку не польстился.

А естество требует!

А где?

В Иноземном квартале?

Так сплетни, опять же, поползут, а зачем Платону Раенскому сплетни? Дойдет до Варвары, обидится она, расстроится, а жену-то он любит!

Устя про себя еще добавила, что в иноземном квартале ведьма жила, а Платону и от нее подальше держаться надо было. Дружба-то у них дружба, а интересы врозь! Опять же, в кровати мужчины болтливы становятся, а кого там ему иноземцы подсунут, что узнают али нашепчут…

Нет-нет, Платону такого не надобно было.

— Вот, а потому выбирал он себе подругу из вдовушек, но домой-то к ней не наездишься, опять сплетни пойдут. Потому посылал он за зазнобой своей возок али карету, что там лучше было, главное, закрытые. Договаривался с конюшим, платил ему кой-чего…

— Ага, — сообразила Устя. — Приехала карета закрытая, уехала… куда, что, как — сплетничать можно, а точно узнать нельзя.

— Все верно. Не по чину боярину уж было самому в ночи по чужим дворам лазить, а вот так, приказать привезти — можно. Порадовались, боярин к себе отправился, вдовушка обратно, к себе.

— И куда ездил он? — Тут уж и Агафья заинтересовалась.

— Могу даже сказать, кто возил его.

Две волхвы переглянулись хищно, глазами блеснули.

— Говори.

— А вы туда потом одни и поедете? Нет, не пойдет так!

— Илюшка!

— И меня мало будет, случись что, из меня сейчас боец плохой. Берете с собой сопровождение?

— Илюшшшша!

Агафья, как более взрослая и опытная, только головой кивнула.

— Берем. Распорядись там, мы через десять минут готовы будем.