Светлый фон

Он бы мог влюбиться в неё прямо сейчас. Если бы уже не влюбился, разумеется.

90. Бесстыдно и бессмысленно

90. Бесстыдно и бессмысленно

– Ты всё ещё здесь?

У Минчжу вприщур поглядел на неё. Уши у Цзинь Цинь были красные. Значит, всего лишь смущается и пытается скрыть это за грубостью. Он фыркнул и нарочито медленно опустился на землю, всем своим видом демонстрируя, что от него так легко не избавиться. Она недовольно на него взглянула, но потом отвлеклась – сначала разглядывала небо, точно пыталась что-то отыскать там (У Минчжу тоже запрокинул голову – а вдруг там журавлиный патруль?), потом уставилась на поле…

А вот дальше пришла очередь У Минчжу смущаться, потому что девушка сняла сапоги, закатала штаны до колен и подвернула подол одежды. Зрачки У Минчжу стали птичьими на мгновение. Верх бесстыдства – показывать голые ноги! Он скрыл собственное смущение за смешком:

– А я и не знал, что ты настолько бесстыжая.

Цзинь Цинь только вскользь на него глянула, но ничего не сказала.

– Зачем ты оголила лодыжки? – сердито добавил он. – Девушки не должны голые ноги мужчинам показывать.

– Кто тебе показывает? – огрызнулась она.

У Минчжу невольно напрягся, когда она подобрала мотыжку, но Цзинь Цинь и взглядом его не удостоила, вместо этого решительно полезла в грязь, хлюпая и чавкая при каждом шаге. У Минчжу был потрясён до глубины души. Вот так просто взять и плюхнуться в грязь? Ну и свинушка, ей же потом ни за что не отмыться! Морщась, но не отводя взгляда от исчезающей в грязи белизны её ног, он наблюдал, как она мотыжит грязь. Это не имело смысла: грязевые бороздки тут же затягивались.

– Тебя за что-то наказали? – не удержался он от сочувственного вздоха.

Девушка ответила не сразу, она сражалась с намертво увязшей в грязи мотыжкой:

– Это мой «урок»… Да чтоб тебя! – ругнулась она тут же, потому что мотыжка вильнула в её руках и обдала грязью.

У Минчжу приподнял брови. Он знал, что девушкам задают «уроки». Делалось это для их же блага – чтобы усмирить буйный нрав или подготовить к взрослой жизни. Но, насколько он знал, их обычно засаживали за вышивание или шитьё. Сестрицы-сороки ему беспрестанно жаловались, что искололи все пальцы. Впрочем, это мало помогало. Набегов на его спальню они не прекращали. Но называть «уроком» то, что он видел сейчас…

– Это не «урок», – хмуро сказал он. – Это сплошное издевательство.

– Не помогаешь, так не мешай! – огрызнулась Цзинь Цинь.

У Минчжу поглядел ещё немного, в сердце ёкнуло, когда она чуть не свалилась в грязь, поскользнувшись.

«Я туда не полезу. Ни за что. Только не я», – подумал он с неудовольствием, но уже начал стягивать с себя сапоги, упираясь носком в пятку. Цзинь Цинь уставилась на него. Смущаться тут было нечего, мужчины ходили босиком, но взгляд этот был уж слишком пристальный… и, пожалуй, отдавал разочарованием.