– У самого, поди, не лучше! – вспыхнула она.

– Я У Минчжу, – с достоинством представился он.

– Баобей, значит? – ядовито уточнила она.

У Минчжу приподнял брови:

– Как ты узнала моё домашнее прозвище?

Она засмеялась:

– «Золотцем», значит, кличут?

– Как будто у тебя нет домашнего прозвища, – недовольно буркнул он. – У всех птиц есть.

– У всех, – согласилась она и усмехнулась: – Надо же, какое обидчивое… «золотце».

У Минчжу сделал вид, что не расслышал. К тому же он всё ещё не понимал, для чего нужно было лить воду на пересохшее поле. Без дождя оно не наполнится, а дождя в ближайшие дни не будет. Зачем вообще себе жизнь усложнять и носить воду вёдрами от колодца, когда можно подвести её к полю? Ирригационная система на раз-два делается, даже глупая певчая птичка должна это понимать.

– А как вы чжилань поливаете? – не без интереса спросила Цзинь Цинь.

– На нашей горе чжилань не растёт… Но об этом неинтересно говорить. Как твоё прозвище?

Она вскинула брови, явно удивлённая тем, как быстро он меняет темы для разговора, но ответила:

– Пеструшка.

У Минчжу несколько растерялся. Пеструшка? Какое-то банальное и нисколько не милое прозвище. Почему такое? Из-за оперения? О, к слову, интересно было бы узнать, что она за птица. В певчих птицах он разбирался плохо, мог назвать бы всего нескольких: воробьи, канарейки, жаворонки, зяблики… Они все пёстрые, ну, кроме канарейки.

– И почему у тебя такое прозвище?

Она явно не хотела отвечать.

У Минчжу разглядывал её какое-то время задумчивым взглядом, потом задал другой вопрос:

– И почему ты закрываешь лицо?

– Тебе-то что? – Цзинь Цинь попятилась от него.