— Всего? У нормальных ёкаев все друзья живые.

— Я сама не знаю, что случилось, — призналась Киоко. Иоши помог ей опуститься на пол и сел рядом, не выпуская её рук. Боясь, что это видение, которое растворится, стоит разорвать прикосновение. — Я умерла, но моя ками, она как будто… Я могу делать с ней что угодно. Чувствую так же хорошо, как чувствовала ки.

— Ни одна смертная душа не может обрести плоть в этом мире, Киоко. Разве что ты сама не вплела в неё ки, беря у самого мироздания. Но это попросту невозможно.

— Я не знаю, — повторила она. — Это всё неосознанно происходит, я чувствую, хотя и не совсем понимаю.

— Я тоже не совсем понимаю. — Норико уселась напротив них.

— Я совсем не понимаю, — признался Иоши.

— После смерти я встретила богов. Ватацуми и Инари. И Каннон там была.

— Каннон? — Норико подалась вперёд. — Она что-то говорила обо мне?

— Велела найти тебя после того, как отвела к Аматэрасу.

— Аматэрасу? — теперь удивился Иоши. — Ты видела само солнце?

— Была в её пещере.

— Она выжила? Нам ждать рассвета? — хмуро спросила Норико.

— Она чудесная, — улыбнулась Киоко.

Иоши и Норико переглянулись. Он увидел в жёлтых глазах отражение собственного недоумения.

— И она дала мне это. — Вытащив из-за спины цуруги, Киоко аккуратно уложила его на колени. Иоши не выдержал, коснулся клинка, узнавая в нём утерянную реликвию дворца.

— Меч, сокрушающий тёмные души чудовищ… — тихо произнёс он то, что так часто говорил о Кусанаги его отец.

— Мне не сказали, что с ним делать. Только найти Норико, вернуться с ней сюда и… всё. Каннон пообещала, что дальше мы всё поймём.

Норико фыркнула и недовольно махнула хвостом.

— А она не сказала, что делать, если мы всё же ничего не поймём?

— К сожалению.