Две недели прошли в напряженной работе и размышлениях. Елена и Бернар с головой ушли в цифры и стратегии. Они анализировали рынки, искали способы удешевить производство без потери качества, продумывали маркетинговые ходы. Бернар принес первый набросок плана, где кривая доходов от парфюмерии медленно, но уверенно ползла вверх. Положительная динамика была видна. Это давало слабую надежду, но не могло полностью заглушить чувство томительного ожидания и горечи от отсрочки.
И вот, ровно через три недели после бала, случилось нечто, выбившее Елену из деловой колеи снова.
Жизель вошла в гостиную, где Елена просматривала каталоги тканей для новых упаковочных лент, неся в руках... не письмо, а букет. Не просто букет, а произведение флористического искусства.
Елена встала, пораженная. В руках Жизели был изысканный, сдержанно-роскошный букет: белоснежные лилии, нежные голубые ирисы и элегантные веточки эвкалипта с их серебристо-зеленой листвой. Сочетание было потрясающим: чистота, надежда и... что-то неуловимо печальное, воспоминание? Память? Воздух наполнился чистым, холодным ароматом лилий с горьковатой нотой эвкалипта.
К букету была прикреплена небольшая карточка. Елена взяла ее дрожащими пальцами. Тот же четкий почерк:
Ни слова о чувствах. Ни намека на что-то личное. Просто... напоминание. О весне. О тех самых «добрых начинаниях» – школе, приюте, их разговоре. О надежде, которую эти начинания символизировали. И о чистоте намерений? Или о памяти о Гаспаре? Символизм букета был многогранным и завораживающе двусмысленным.
Бернар, вошедший следом с очередными бумагами, увидел букет и поднял брови.
Елена замерла. Отправить обратно? Как тогда? Сделать вид, что ничего не было? Укрепить стену? Но что-то внутри нее резко воспротивилось. Этот букет был не тем. Это было нечто иное. Более глубокое. Более... личное, несмотря на формальность карточки.