Последняя мысль, пронзившая мрак: Он... Тот самый... Но КАК?! Он умер... раньше... я видела... время... сломалось... Кто я... для него... теперь...?

Потом – только стремительное падение в абсолютную, беспросветную темноту. Без звука. Без света. Без ощущения тела. Без мыслей. Пустота. Небытие. Финал всего.

Мое сознание погасло, как перегоревшая свеча, унеся с собой весь ужас, всю боль, все неразрешимые вопросы о нем, о себе, о сломанном времени. Оставив только черную, беззвёздную ночь внутри.

Проба художественной кисти... Догадаетесь к какому роману рисуется обложка?

Глава 59. Смятение и Выбор перед Балом

Глава 59. Смятение и Выбор перед Балом

Рассвет застал меня в оцепенении. Мысли метались. Леонард де Виллар – Лео Виллард. Имя жгло. Как? Он умер первым! Я – позже! А теперь я здесь, раньше него? Логика времени рассыпалась.

Но хуже парадокса был вопрос: Кого он любит СЕЙЧАС? Его признания, отчаяние – все для Елены де Вольтер. А Лия? Та самая глупышка, которая поверила в его мимолетную ласку, влюбилась после одной ночи, а потом умерла от его предательства и вести о его гибели? Он любит Елену. Но нужна ли ему правда о Лии? Ледяной страх сдавил горло. Стоит ли открываться? Вдруг, узнав, что я – та самая наивная девушка, которую он так цинично использовал и бросил в прошлом, он увидит во мне только жалкую тень? Вдруг его чувства к сильной, независимой Елене испарятся перед лицом этого унизительного прошлого? Вдруг ему нужна только Елена, а Лия – лишь постыдное воспоминание? Мысль потерять этого Леонарда, того, кто был рядом эти месяцы, была невыносимой.

Боль от старого предательства смешалась с новой, острой горечью и стыдом за ту Лию и страхом за нынешнюю Елену. Я чувствовала его тревогу за ставнями. Его букет полевых цветов – скромный, искренний – вызвал не ярость, а горькую иронию. Он пытается. Но для кого? Для Елены? Или, неосознанно, пытаясь замолить грехи перед призраком Лии? Приказав унести цветы, я лишь глубже ушла в смятение.

Дни сливались в серую, тягучую массу. Недели ползли, как улитки. Я была призраком в собственном доме. Апатия сменялась вспышками ярости на саму себя – за ту доверчивую дуру Лию, и на него – за прошлое и за это настоящее смятение. Письмо от маркизы де Эгриньи, пришедшее вскоре после отъезда Леонарда, лежало на столе, как нерешенная задача. Ее осторожные слова о том, что он «несет ответственность», ее гордость за его честность... Они не приносили утешения, а лишь добавляли новый слой боли и недоумения. Перед кем он несет ее? Перед Лией, которую сломал? Перед Еленой, которую обманывает? Я ответила, что обдумываю все сказанные им слова.