Мои глаза, привыкшие сканировать пространство строящейся школы, теперь искали только одно. Его. Леонарда. Лео. Того самого. В толпе сверкающих камзолов, пудреных париков и ярких платьев я искала знакомый силуэт, знакомый взгляд. Сердце колотилось, смешивая страх быть не узнанной с жаждой увидеть его реакцию. Увидеть, узнает ли он себя в моем манифесте из атласа и белых роз? Увидит ли он Лию в Елене?

И я нашла его. У края паркета. Темно-синий бархат, серебряные нити – он выглядел как осколок ночного неба, воплощение надежды, которую я принесла с собой в этих белых бутонах в волосах. Он смотрел на меня. Замер. Весь шум, весь блеск Версаля для него перестал существовать. В его глазах, широко раскрытых, я прочитала не просто восхищение. Я прочитала потрясение. Глубокое, искреннее. Он видел не просто красивую женщину. Он видел меня. Силу. Достоинство. Тот самый вызов, который я вложила в этот наряд. И в этом взгляде не было ни капли прежнего цинизма, только чистая, обжигающая искренность. Лед в моей душе, сковавший меня с той страшной ночи, дрогнул и дал трещину. Радость, острая и сладкая, смешалась с болью воспоминаний.

Я видела, как его тетушка что-то говорит ему, как он вздрагивает и устремляется ко мне сквозь толпу. Каждый его шаг отдавался гулко в моих висках. Наши взгляды встретились, скрепились. И в этот миг я сбросила щит. Пусть он видит. Пусть видит все: и боль прошлого, еще живую, как свежий шрам; и надежду, робкую, но уже неукротимую, рвущуюся к свету; и главное – любовь. Ту самую, настоящую, глубокую, которую невозможно было спрятать за маской недоверия или гнева. Любовь Лии к Лео. Любовь Елены к Леонарду. Они слились воедино в этом взгляде, который я подарила ему без остатка. Я видела, как он понял. Как ледяная пустота в его глазах растаяла, уступив место изумлению, облегчению, ответному сиянию.

«Графиня де Вольтер», – его поклон был безупречен, но голос выдавал волнение, глубже, чем светская любезность. – «Вы затмеваете само сияние Версаля этим вечером.» В его интонации была не просто галантность, а признание. Признание моего манифеста, моей силы.

«Граф Виллар», – мой ответ был ровным, но я позволила теплоте окрасить голос, отбросив ледяную дистанцию. – «Благодарю вас. Вы выглядите... весьма представительно.» Каждое слово было кирпичиком моста через пропасть молчания.

Он шагнул ближе. Я чувствовала его близость всем существом. Видела, как он смотрит на мои ресницы, на пальцы, сжимающие кружевной веер. В его глазах читалась боязнь спугнуть этот хрупкий миг, смешанная с ликованием. Он заговорил тихо, сбрасывая титул, как ненужную шелуху: