Я… не могла дышать.

Потому что сама когда-то думала почти так же.

После того как Дуллахан пробудился и убил маленькую Тали, во мне кипела такая ярость. Я сочувствовала Эмбер, старшей сестре Тали, — её боли, с которой ей теперь предстояло жить. Этому пустому месту внутри, которое ничем не заполнить, когда у тебя отнимают то, что ты любишь больше всего… и ты ничего не можешь сделать.

Да и сам принц Бран наглядно показал, насколько он оторван от реальности, когда рассмеялся, показывая мне отрезанные уши десятков младенцев-сидхов. Для него это были не невинные дети, которых надо защищать по определению.

Да, я много раз думала то же, что и Волунд.

Но — в отличие от него. И от таких, как моя мать. Во мне всегда оставалось место для других мыслей. Для других возможностей.

Старик Ффодор был человеком — и стал моим первым другом. Когда он увидел, как я колдую, чтобы попытаться его спасти, в его глазах не было ни ужаса, ни отвращения. Он хотел, чтобы я бежала. Хотел, чтобы я выжила.

Гвен, хоть и была воспитана среди знати, втайне присоединилась к Братству.

Фианна пожертвовали собой ради Гибернии.

Игнас.

Плюмерия.

Я сжала кулаки. До побелевших костяшек.

— Во-первых, — прошептала я, — ты больше никогда не назовёшь меня Инициаторшей.

— А во-вторых… нет, нельзя мстить той же монетой. Потому что в нашем королевстве нет чёрного и белого. Обобщая, ты приговариваешь невинных за то, чего они не выбирали. Я не просила родиться в своей семье. Или с этой судьбой. Как и сидхи. Как и люди. То, кто ты есть, не определяет, на чьей ты стороне. Или во что веришь. Всё может измениться, — сказала я твёрдо. — Безразборная смерть ничему не учит. Она — только предвестие ещё одной эпохи террора. А нам этого уже достаточно. В Гибернии.

— Ты только подогреваешь моё любопытство, — пробормотал он. — И что же ты сделаешь, когда прибудет Теутус? Попытаешься с ним… договориться?

— Если бы это было возможно — без сомнений, да, — твёрдо ответила я, хотя мы оба знали, насколько нереальна такая надежда. — Я буду сражаться, если придётся. Но войну начну не я. Мы все уже слишком много потеряли. Крови пролито более чем достаточно. — Отчаяние зазвучало в моём голосе. У этого мужчины была власть. Его слова всё ещё значили многое для могущественных фэйри. — Нам нужна… мирная связь. Как когда-то, здесь, в лесу Борестель. Та, что могла бы быть в Эмералде…

Я сразу поняла, что сказала что-то не то.

Что-то в воздухе изменилось. Пространство вокруг Волунда исказилось, его фигура мигнула, словно в рябь.

Мои узы заныли.

— Ты знаешь, как умер великий Паралда? Создатель Борестеля и верный сторонник мирного сосуществования? — спросил Волунд.