Когда Люциус закончил, он посмотрел на меня и взял меня за руку. Я содрогнулась под его взглядом и погрузила свой взгляд в небытие. Мой знак. Теперь моя очередь.

– Да будет так, – прошептала я, пока Люциус не сжал мою руку так крепко, что я ощутила удушение.

– Громче!

– Да будет так, – повторила я, искоса глядя на него и стиснув зубы. – Во веки веков. – Это было настолько же неискренним, как и то, что Люциус продемонстрировал поцелуем. Я сжала руки в кулаки, когда он заставил меня замолчать своими требовательными губами.

Солдаты улюлюкали. Горожане молча смотрели на меня.

Я чувствовала каждый их взгляд, наталкивалась на них. Пыталась показать им с помощью историй на моем лице, что было правдой, а что – ложью.

Ложь. Ложь. Ложь.

Министр подошел к королю и что-то прошептал ему на ухо.

– Присутствием ты проявляешь силу, – одобрительно повторил Люциус, купаясь в овации своих людей. Но следом я услышала нечто другое. Хриплый голос, напевающий какую-то песню. Старик, что стоял с краю, поднял руки в мою сторону. Я узнала мелодию. У нее был нарастающий и затихающий ритм, а напев казался таким же бархатистым, как теплое одеяло в холодные дни. Колыбельная, которую раньше пели детям. Песня одинокого солдата. Военная песня, которая возникла задолго до традиций стэндлеров. Я знала ее только потому, что подцепила ее в долгом путешествии между королевствами. Старые прачки все еще пели ее.

Мне уже тогда она понравилась, хоть и была такой грустной, что я никогда не осмеливалась ее петь.

Голоса из моей памяти смешались с тем, что поднимался над толпой. Мужчина. Он выпрямился. Под его серебристо-серыми глазами залегли темные тени.

– Да здравствует королева. Королева София. Наследница ветра.

Ветер нес его слова ко мне. Вытягивал истории на моем лице, пока все с ужасом не заметили, что забормотало все больше и больше людей. Министр перестал говорить, и даже король прислушался к этой громкой песне.

– Кто? – услышала я его рычание, но не смогла отвести взгляд от людей, решительно смотревших на меня.