Но затем я моргаю и вижу лишь Бедвин с измученным выражением в глазах.

* * *

Ворота бесшумно открываются, и страж пускает меня внутрь.

В тюремном дворе царит жутковатая тишина. У стен, как ни странно, стоит несколько горшков с деревьями, но, присмотревшись, я понимаю, почему они здесь. Это березы, но их стволы скрючены, а ветки растут под странным углом. Они слишком неказистые для королевского дворца. Ветер ерошит их пестрые листья, и по спине пробегает тревожный холодок.

Страж открывает тяжелую железную дверь и загоняет меня в тюрьму.

Мы спускаемся по длинной каменной лестнице, с каждым шагом в кожу все глубже проникает холод, сырость и вонь гнили. Страж не произносит ни слова. Я вижу только его огромный силуэт в свете факела и невольно думаю, что похож на мертвую душу, которую он ведет в подземный мир.

Внизу лестницы у двери стоит еще один страж. Он недовольно посматривает на моего.

– Это незаконно, Тристан.

Тот пожимает плечами.

– Я не хочу разбивать тебе голову, Алед, но у меня и без того неприятности, так что мне нечего терять.

Алед закатывает глаза и, открыв дверь, жестом приглашает нас войти.

В этот момент я понимаю, насколько тщетными были мои фантазии о том, чтобы вытащить отца из тюрьмы.

Тристан ведет меня к камере в самом конце длинного мрачного коридора. Затем касается своим факелом того, что в кронштейне на стене, и он загорается.

Меня бросает то в жар, то в холод, голова кружится от ужаса, боли и страха.

Отец изменился до неузнаваемости.

Он свернулся калачиком на полу, его кожа грязная, вся в синяках и ссадинах, одежда превратилась в лохмотья, которые едва прикрывают тело. В волосах появилась седина, которой не было еще два месяца назад, и он сильно похудел, кости так и торчат на спине.

Тристан отпирает дверь, и та тоже бесшумно открывается на хорошо смазанных петлях. Затем сжимает мою руку.

– У тебя всего десять минут. Прости.

Он уходит дальше по коридору, а я вхожу в камеру и падаю на колени, шепча:

– Отец?