– А… Я… Да. Здравствуйте, Дарья Васильевна.
Зубатова истолковала ответ по-своему: схватила шляпку, сунула её Соне в руки и уселась на соседнее сиденье.
– Ну, раз так, я с тобой посижу, составлю компанию. Ты же не против? Какие отличные места, всё видно. Партер! Не то что мне подсунули, где-то на балконе.
Прозвенел третий звонок, и Соня едва заметно вздохнула. Как некстати появилась эта Зубатова. Но не прогонять же её! Видимо, Митя сегодня не придёт. Софья вымученно улыбалась, рассеянно слушая соседку. Свет постепенно начал гаснуть, и последнее, что она успела разглядеть – как в расположенной рядом ложе бенуара[50] усаживаются в кресла Жюль Франк и Натали.
Свет погас, и занавес с белой чайкой поехал в стороны.
Как ни надеялась Соня уловить внятный сюжет пьесы, он решительно ускользал. На сцене высились вперемешку горы мусора, сломанная мебель, вешалки, мятая одежда и искусственные цветы, череп и ружьё… Кажется, Язвицкий просто перетащил в театр всю свою мастерскую. Даже чучело коровы приволок.
На подмостках постоянно что-то происходило: то пронзительно грустное, то уморительно смешное, но по большей части – непонятное. Предугадать, что случится в следующий момент, было совершенно невозможно. Диалоги то затягивались до скуки, то обрывались на самом интересном месте. Актёры бегали по сцене, пили чай, мяукали, изображали трёхглавого орла…
В какой-то момент они по-турецки уселись вокруг арбуза, который Владимир лихо разрубил топором на куски, и принялись за трапезу, звучно сплёвывая семечки на пол. В наступившей тишине голос с балкона произнёс с явной завистью:
В общем, устав искать сюжет и смысл в происходящем, Соня просто следила за Полиной. Та на самом деле играла талантливо.
А вот старушка Зубатова была в полном восторге. Смеялась и хлопала, вытирала глаза платочком и даже пыталась свистеть в паре мест. Объявленный антракт Соня восприняла с некоторым облегчением и под громкие крики «браво!» с соседнего кресла.
– Вам правда нравится? – с удивлением спросила она.
– Прекрасная постановка! – с чувством ответила Дарья Васильевна. – Давно не видела на сцене такой ехидной и меткой сатиры.