Он посмотрел ей в глаза. Долго. Слишком долго, словно пытаясь заглянуть в самые глубины её души. Её сердце сжалось в ожидании, готовое к любому удару.

— Я учусь принимать реальность, — сказал он. — Иногда, нужно понимать, что у другого есть выбор, даже если он ведёт к пропасти.

Он хотел сказать больше. Это было видно по напряжённым скулам, по тому, как дрогнули его губы, по выражению глаз. Но замолчал, словно внезапно воздвиг невидимую стену. Повернул голову, будто решил, что уже сказал лишнего, или что слова не смогут передать всей тяжести его мысли, всей боли.

— Что, если я воспользуюсь этим выбором? — спросила Лив, не зная, откуда в ней силы на эти слова, откуда взялась эта отчаянная, безумная смелость.

Он улыбнулся — медленно, красиво, как распускающийся ядовитый цветок, но в его глазах ничего не поменялось. Никакого света, лишь бездонная тьма. Только ледяное спокойствие, что-то древнее и хищное, скрывающееся за внешним лоском.

— Тогда я, возможно, найду способ не дать тебе уйти.

Он сказал это почти ласково, почти шутливо. Почти. Но Лив не рассмеялась. Она знала: в этой фразе спрятан корень истины, острый, как лезвие клинка, готовый ранить. Он не угрожал. Он предупреждал.

— Прекрати, — сказала она тихо, чувствуя, как по венам растекается холод, парализуя её. — Я волновалась. Я думала, ты... не поймёшь, не сможешь простить.

— А я взял и понял, — отрезал он, его голос стал твёрдым, как сталь, не терпящая возражений. — И предлагаю тебе тоже понять: иногда лучше не возвращаться к ошибкам. Даже если хочется поговорить о них, ворошить прошлое. Понимаешь?

Он не просил. Он не уговаривал. Это звучало как приказ, высеченный на камне: «Закрой эту тему. Здесь. Сейчас».