Эрид подошла ближе к Лив. Её глаза больше не смеялись, в них была только глубокая, пронзительная серьёзность, словно Эрид смотрела не на неё, а сквозь неё, в её душу.
— Послушай, Лив. Надеюсь, что ты меня правильно поймёшь, — начала она, её голос стал тише, интимнее. — Он привязался к тебе. Возможно, больше, чем думает сам. Я вижу, как он смотрит. Как говорит. Он вплетает в тебя свой мир, опутывает тебя невидимыми, но прочными нитями.
Она сделала паузу, её взгляд был прикован к Лив, словно Эрид пыталась прочесть её душу, увидеть её истинную сущность.
— Но пока ты не захлебнулась в крови — подумай. Выдержишь ли ты вечность? Не ту, что в книгах, где всё романтично и красиво. А настоящую. Где смерть — в каждом дне, как дыхание. Где любовь не заканчивается свадьбой, а тянется... сквозь кровь, потери, бесконечное одиночество. Сквозь века. Ты готова к этому? Ты сможешь это выдержать? Ты сможешь стать частью этого мира, не потеряв себя? Я знаю Дориана. Он притягателен, и опасен. И он не изменится ради тебя. Он будет тянуть тебя в свою тьму. А ты... пока ты ещё человек. Тебя ещё можно спасти.
Лив не ответила. Она не могла. Слова Эрид пронзили её насквозь, обнажая все её страхи и сомнения, словно острые клинки. Вечность. Смерть. Потери. Кровь. Это было не то, о чём она мечтала, не та любовь, которую она рисовала в своём воображении. Это был не выход, а ловушка, хитроумно сплетённая из желания, страсти и тьмы.
Дверь снова открылась. Дориан вернулся, его лицо было таким же бесстрастным, как и прежде, словно маска.
— Всё в порядке?
— Конечно, — сказала Эрид спокойно, её голос снова стал лёгким, словно никаких серьёзных разговоров и не было. — Мы просто разговаривали.
А Лив в тот момент вдруг поняла: она не уверена, что справится. Не уверена, что хочет справиться. Но она уже была слишком глубоко, слишком сильно запуталась в этой паутине, чтобы вырваться. Её сердце билось в унисон с его холодным ритмом, её душа была прикована к его тёмному миру. И эта мысль, такая пугающая и притягательная одновременно, стала новой реальностью, от которой не было спасения.
Её никто не держал силой. Он держит её любовью, а это куда страшнее.