– Проклятые имбецилы, мать их… – сплюнул норд, высморкался в руку, глотнул эль. – Теперь то и жди от Рифтена какой помощи.

– Да, мы теперь сами по себе. Реальность печальна, но с ней смириться надо. Лайла Рука Закона вместе с приближёнными смогла сбежать. Уверен, в Истмарк, к Буревестнику убежала, за укрытием. Тогда же к нам относились пренебрежительно, основываясь на «сложных временах и обстоятельствах», а сейчас и вовсе кол забьют, основываясь на том, что новой власти категорически накласть мамонтовым дерьмом на народ. Тех, низших из доков города, использовали как пушечное мясо. Прикинь, Стенгар, что удумала то эта Мавен: они там настоящий бунт устроили, когда все попрошайки толпой поднялись на верхний уровень города, заполонили торговую площадь и начали давку со стражами порядка. Тогда же полилась кровь и начали орать о несправедливости. Потом пошло-поехало. Подтянулись и другие, кто в тени стоял до этого времени. Наёмники тоже были, «лоялисты» помогали. Короче, как комом всё наворачивалось и наворачивалось, а потом бац! Искра вспыхнула, заварушка началась. Бунт целый день шёл. Лайла поняла, что горелым завоняло и слиняла потихоньку, оставив стражу одну. Те обернулись им вслед, поняли, что их кинули и сложили оружие, ибо смысла не было. Как и власти тоже. А та Мавен то по телам прошла к Миствейлу и уселась в тронном зале. Так всё и произошло.

– Откуда ты подробности то знаешь? Ты то там был когда? В последний раз то. Давно очень, – спросил норд с окладистой бородой, до конца осушив свою кружку

– Да намедни приехал к нам сюда один из пожилых мужиков. Весь в стальной броне, путешественник и ветеран, короче говоря. Был он там, когда вся эта каша заварилась. Всё видел и рассказал.

– А ты поверил? Всему, что он рассказал?

Молодой норд выпил всё до дна, поставил кружку рядом с собой, посмотрел на собеседника.

– Ветерана выдаёт всё, когда он врёт. А когда он не врёт, это даже слепому видно. На войне не учат врать, за это там убивают. Там за это презирают и наказывают. Война сама не для врунов. Я имею в виду тех, кто убивает и умирает сам на поле боя.

– Ух, как замудрёно ты закрутил, – отшутился бородатый норд, потом выпрямился. – Ладно, философ, пошли работать.

Они встали и ушли. Ахаз’ир медленно привязывал узды к заборчику, что находился напротив через дорогу. Каджит старался ни проронить ни единого слова. А когда они ушли, то проводил их взглядом.

– Нет, – сказал Старейшина, посмотрев на каджита. – Останавливаться не будем мы.

– Не будем? – переспросил Ахаз’ир, посмотрев на него.