* * *

Они тронулись в путь гораздо позже, чем хотелось бы Элли, – ближе к трем часам. Сегодня было 21 декабря: зимнее солнцестояние, самая длинная ночь в году. Сегодня твари из-под холмов сильны как никогда. Неудивительно, что именно в этот день состоится Пляска. До захода солнца оставалось чуть больше часа, и к этому времени им необходимо достичь Курганного леса.

Элли и остальные вышли из деревни в зимние сумерки. Несколько человек кивнули им и пожелали удачи. Лора Кэддик подняла руку, когда они проходили мимо, встретила взгляд Элли и сдержанно кивнула: мол, ей-богу, рада бы с вами, да вот ранение… Стоявшая позади Лоры Тара, по-прежнему державшая малыша, помахала Джесс свободной рукой. Джесс с улыбкой помахала в ответ, и они пошли дальше.

Последних пациентов Милли отвели или перенесли к Луговой роще. То был настоящий парад хромых и увечных; бог знает, сколько из них переживут ночь, даже если твари не появятся. Второй трактор Харперов (по сути, единственную исправную машину, которая у них осталась) отогнали туда же; если к утру они останутся живы, кто-нибудь сможет поехать на нем за помощью. К тому же у трактора уцелели фары, а любой источник света нынче на вес золота.

Лора и Тара Кэддик (Милли до сих пор не привыкла видеть Тару с малышом Джесс Харпер на спине) помогали Ноэлю организовать оборону. Дробовики зарядили сигнальными ракетами, разожгли костры, изготовили коктейли Молотова, разлив по бутылкам бензин, смешанный с мылом: чтобы полученная смесь прилипала ко всему, на что прольется.

Напалм. Господи… Милли видела на фотографиях, что это вещество делало с вьетнамскими ребятишками. Подлая, жестокая мерзость, дьявольщина. Впрочем, для порождений предвечной ночи – самое то.

Уже порядком стемнело, в вышине клубились серо-черные тучи. Ледяные серые сумерки вымывали краски из травы и снега, одежд и лиц. Все стало серым, размытым, призрачным. Запылали факелы и костры – маленькие по границам, большие в центре, – чтобы теплым оранжево-желтым сиянием отогнать тьму. Свет и тепло помогут людям пережить холодную ночь и все, что в ней обитает.

Сейчас Милли была спокойна. Они сделали все, что могли. А она осталась самой собой: Миллисентой Эбигейл Эммануэль, врачевательницей. Сейчас имело значение только то, что было в ее силах. Скоро ее навыки вновь понадобятся. Теперь осталось лишь молиться: о помощи, о благословении, о милости – независимо от того, услышит ли ее кто-нибудь и будет ли от этого польза. А когда придут враги и начнется битва, она будет заботиться о раненых, сколько хватит сил. Независимо от того, взойдет солнце или нет.