Руки хватают меня, притягивая обратно к теплой мужской груди. Каликс. Теос. Я пытаюсь заговорить, но не могу. Вся моя энергия уходит на то, чтобы не рухнуть кучей на землю. Боль пронзает мой затылок, и мне требуется значительное усилие, чтобы поднять его и встретиться с пронзительным взглядом Трифона, Царя Богов.

Это снова арена. Он прорывается сквозь мою защиту и пробивает себе путь в мою голову, даже когда спокойно обращается к толпе, собравшейся у его ног. Пот собирается у меня на лбу и стекает по щеке. Мне одновременно холодно и жарко, мое тело дрожит от противоречивых температур.

— Кайра? — Взволнованный голос Теоса проникает сквозь мою боль, и я вздрагиваю от дополнительной агонии, которую создает этот звук, инстинктивно уклоняясь от него.

Улыбка Трифона становится шире, как будто он знает, что я в его власти и выхода нет. Мой взгляд падает на мужчину в центре сцены. Руэн уже стоит на коленях, все еще склонив голову, хватая ртом воздух. Я практически чувствую его боль как свою собственную, когда сосредотачиваюсь на нем.

Длинные линии превратили кожу на его обнаженной спине в ленты. По обе стороны от следов от кнута свисают ошметки плоти. Струйка свежей крови струится по его позвоночнику и стекает к поясу брюк.

Я прикусываю губу, ощущая на языке привкус ржавчины и боли.

Проникая в самую сердцевину своего существа, я хватаюсь за эмоции, которые всегда были со мной. Скопившуюся обиду, боль, гнев — и я вырываю их на свободу, позволяя им растекаться по моему телу и конечностям. Выпрямляясь, я отрываю взгляд от распростертого тела Руэна и смотрю в глаза Царю Богов.

Его глаза расширяются, как будто он удивлен моей смелостью — или, возможно, он удивлен, что я не лежу на земле, корчась в агонии. По правде говоря, я бы так и поступила, если бы не то, как я вцепилась в конечности Каликса и Теоса — игнорируя отдаленное осознание того, что они пытаются поговорить со мной, задавая мне вопросы, на которые я не могу ответить. Ибо, если я открою рот, я закричу. Я обрушу гору из серы, которая нас окружает, на все наши головы.

Боль настолько сильна, что разрывает меня на части.

Проблеск того, что могло бы быть уважением, появляется во взгляде Трифона, и одна бровь выгибается над его квадратными чертами лица. Он указывает на одного из других Богов и заканчивает то, что говорил. Азаи делает шаг вперед, но я не слышу и его слов. Я не слышу ничего, кроме шума крови в голове. Я не чувствую ничего, кроме покалывания осознания и скрежета лезвий из серы, снимающих кожу с моих костей.

Это ненастоящее. Ничего из этого не существует.