Теперь я понимаю, что он смотрел на нее — на мою мать — и все еще любил ее через меня.

Мои глаза снова открываются, когда воздух в комнате меняется. Я отпускаю руки Каликса и Теоса, когда в центре сцены появляется фигура, которую тащат вперед два больших Терры с мертвыми лицами. Их черты восковые и ровные, ни намека на эмоции, когда они пытаются тащить мужчину между ними — окровавленного и избитого, пока его изуродованное тело не падает в центр и над толпой не воцаряется коллективная тишина.

Руэн.

Его лицо испещрено новыми порезами и синяками. У него наверняка останутся свежие шрамы. Иначе, почему они еще не зажили? Мой взгляд поднимается на Азаи, который стоит сбоку от Гигеи, его лицо представляет собой искаженную маску самодовольства. Даже если бы он почувствовал или показал намек на раскаяние, я знаю одно о Боге Силы — он умрет от моей руки, и очень скоро.

— Черт. — Тихое проклятие Теоса звучит громко для моих ушей, но этого, должно быть, недостаточно, чтобы привлечь внимание окружающих, потому что теперь все сосредоточены на сцене, когда появляется Трифон, одетый в черную мантию с распахнутым передом. Она спускается ниже его зауженной талии и дальше, распахиваясь еще больше, когда он идет, демонстрируя брюки в тон.

— Добро пожаловать на заключительный обряд, леди и джентльмены, — объявляет Трифон, оглядывая собравшихся. Он останавливается, когда его взгляд падает на меня, и я понимаю, даже не рассматривая по-настоящему такую возможность, что нет смысла взывать к монстру, который является моим дедушкой по крови. Его губы медленно изгибаются, пока на нем не появляется то же выражение, что и у Азаи. Гигея — единственная, кого эта сцена, похоже, не тронула.

Один смельчак, стоящий ближе к сцене, осторожно поднимает руку. Глаза Трифона устремляются на парня — одного из тех, кто следовал за Маралом во время Охоты. Это стройный Смертный Бог с растрепанными волосами, как будто он только что встал с постели и оделся в спешке, чтобы попасть сюда.

— Я думал, последним обрядом будет Пир? — осторожно спрашивает он, когда Трифон выжидающе смотрит на него. Его рука медленно опускается.

Трифон кивает. — Совершенно верно, — говорит Царь Богов. — Пир начнется сегодня вечером. Прямо сейчас я собрал вас всех здесь, чтобы объявить, что некоторые из ваших сородичей предали своих Богов.

Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в плоть и угрожают разорвать кожу. Мы предали их?

Внутри меня поднимается тьма. Вековой гнев. Я делаю шаг вперед, протискиваясь между двумя Смертными Богами, но тут же останавливаюсь, когда невидимый барьер врезается в меня. Мой разум широко раскрывается, а губы приоткрываются в беззвучном крике.