— Я чувствую его запах, — отвечает Каликс. Его слова едва ли приносят облегчение. Тот факт, что я не могу взглянуть на тело Руэна, раненного или целого, не дает покоя.

Пальцы моей правой руки медленно опускаются к его, и, к моему удивлению, Каликс позволяет мне взять его за руку и крепко сжать ее. Мое сердце учащенно колотится, когда я окидываю взглядом комнату, блуждая по макушкам голов в непосредственной близости, а затем дальше.

Азаи и Гигея стоят на возвышении во главе зала, но ни Македонии, ни Данаи нет. Отсутствие их присутствия заставляет все внутри меня сжаться. Мои руки крепче сжимают руки Теоса и Каликса.

Они нависают надо мной, их тела излучают тепло, согревая мое собственное. Но даже этого недостаточно, чтобы растопить лёд, сковавший меня изнутри. Их ярость едва сдерживаемая, напряжённая. Я не совсем уверена, их руки на моих или мои на их, что удерживает многих из нас от развязывания бури, которая зарождается внутри каждого из нас.

Покачиваясь на ногах, я обдумываю слова, которые Кэдмон прошептал мне перед тем, как наши пути разошлись.

— Что бы ни пообещала тебе Ариадна, сказал он, знай одно — причина, по которой я не пошел с этим к ней, заключалась в том, что она не сможет добиться успеха, Кайра. Ты единственная, кто может остановить Трифона.

Почему? Мне хотелось заорать ему. Почему это должна быть я? Что у меня есть такого, чего нет у других?

И, как будто он точно знал, о чем я думала, глядя в непроглядную тьму его взгляда, он поднял руку к моей щеке и слегка прикоснулся ко мне. Всего лишь легкое прикосновение кончика пальца. Это было все, что ему было нужно, и видения каскадом пронеслись в моей голове.

Старые миры. Новые. Горы и океаны, которые возвышались и разрушались. Горящие города. Грохот и руины, а затем… в конце всего этого — возрождение.

— Это ты, Кайра, — повторил Кэдмон. — Это всегда была ты.

Я закрываю глаза, покачиваясь на ногах. В моем сознании сталкиваются настоящее, прошлое и будущее. Правда, которой поделился Кэдмон, разрастается во мне. После встречи с ней — Ариадной, моей матерью — я предположила, что большая часть моих способностей досталась мне от нее. В конце концов, я похожа на нее.

Но хотя я и наполовину ее, я также наполовину и его — моего отца.

Мысленным взором я перерисовываю черты лица моего отца. Пухлые губы. Сильная квадратная челюсть. Глаза слегка раскосые. Блестящая смуглость его кожи, которая никогда не была похожа на мою собственную кожу цвета слоновой кости. Когда я была ребенком, я так сильно хотела быть похожей на него. Хотела быть точно такой же, как мужчина, которым я восхищалась и любила. Потом он посмотрел на меня нежно-карими глазами, погладил по волосам и назвал своей малышкой, и мне больше было все равно, как я выгляжу, лишь бы он никогда не останавливался.