– Да, – прохрипел Кирвил, словно заклинание боли действовало и на него. – Только Сольер может улыбаться в такой ситуации.
– Угу, мой лорд, – вер Жуйер осклабился в своей фирменной улыбке, демонстрируя зияющую дыру на месте передних зубов.
– Ты, как всегда, прекрасна, Твое Величество, – подал голос Каор. Гримаса боли исказила красивые черты. Мирабло наблюдал за Сафирой с таким лицом, будто всегда мечтал умереть именно в это мгновение, глядя в ее глаза.
– Ты тоже. Тебя бы только в голливудских фильмах снимать, – всхлипнула Сафира.
Каор ее слов не понял, но просто слышать ее голос было для него счастьем. Сколько бы женщин ни прошло через его жизнь и постель, он всегда любил только одну. Именно ее образ стал маяком, позволившим ему преодолеть тьму всех выпавших на его долю испытаний. Сафира поняла это так же ясно, как если бы он сказал об этом прямым текстом. Это было даже хуже, чем с Беном. Ведь мистер Берроуз не тосковал о ней миллионы лет, закованный в цепи. Когда кошмар останется позади, в жизни королевы появится еще один весомый повод для угрызений совести, а их и так немало набралось за непомерно длинную жизнь!
– Уходите! – проскрипел Джоро уже не властно, на это не осталось сил, а с решимостью отчаяния. – Стоит вам ступить сюда, как края разлома захлопнутся, и вы окажетесь в камерах по соседству с нашими!
Тело отца Эл изогнулось в болезненной судороге. Он до крови прикусил нижнюю губу, но не издал ни одного звука. Видимо, пленникам запрещалось не столько говорить, сколько выдавать информацию. Но они, презрев очередные мучения, пытались предостеречь их. И Сафира вдруг осознала: они не могут ничем помочь несчастным. Если попытаются, все, что было сделано сегодня, пойдет прахом, все, ради чего столько времени страдали древние маги, потеряет смысл. Допустить это – преступление и предательство даже большее, чем оставить пленников в темницах земных недр, о существовании которых никто не подозревал. Дома, в Москве, когда все уляжется, она выспится и отдохнет, вернется в форму и наберется сил, королева попытается выяснить что к чему и, возможно, придумает, как все исправить. Сейчас выбор мог быть только один. Тот самый, к которому подталкивали их узники.
– Мы уходим! – властным голосом истинной королевы распорядилась она.
Сафире нужно быть сильной и смелой, отчаянной и решительной, как герои, с облегчением вздохнувшие в своих клетках. Боль она оставит на потом. Завтра или послезавтра позволит ей сожрать свое нутро, но не сейчас, не в этот миг, не тогда, когда на карту поставлено само бытие целого мира. Их мира, за который каждый страдал нескончаемую вечность, сгорая в собственном аду.