– Ну давай, моя радость, – проговорил Луций одними губами, – я развлеку тебя так, как не развлекал никто.

Непостижимое нечто приняло приглашение. Нетерпеливо, жадно скользнуло под кожу и растеклось волной пустоты, безвременья и лютого мороза. Оно наполнило тело безудержной радостью, безрассудной, кипучей волей, от которой высохшие губы сами растянулись в широком оскале.

– Ненавижу тебя, Марк, – выдохнул Луций и засмеялся.

Он услышал себя.

Его новый голос был другим. Нечеловеческим, невероятным. Он был соткан из хруста первого льда и шелеста мерзлой травы и нес за собой эхо и шорох пепла. Он заполнил темницу, мертвым звоном ударился о стены, погасил свет печати и принес с собой долгожданный холод.

Марк отшатнулся, потерял равновесие, едва успев опереться на руки. Луций с удовольствием вдохнул свежий воздух и снова согнулся в кашле, выплевывая сгустки крови. Сознание ускользало в уютную пустоту. Сквозь полудрему он услышал звон, с которым раскололся промороженный металл цепей, и рухнул в руки Марка.

– Ненавижу тебя, – повторил он снова и едва различил тихий ответ:

– А я тебя нет.

* * *

Затылок Луция кололо сухой соломой. Его монотонно потряхивало. Каждый толчок раздражающей тряски вдавливал острый стебелек в кожу. Он раздражал даже больше, чем тупая боль в легких. Сонное сознание поднималось на поверхность.

– Кто тебя править учил, падальщица? Такими темпами он от старости умрет раньше, чем мы доберемся.

– В борделях так-то не водится ни телег, ни лошадей. Умеешь лучше, так сама и веди.

– Я занята. А ты бесполезна.

– Раз я бесполезна, обойдешься без печатей. Сеном своим греться будешь.

– Следи за дорогой.

Голоса Рады и Талии звучали глухо, будто через толщу воды. Отчего-то они вызывали у Луция вялое возмущение, но он не мог вспомнить его причины.

– Скажи спасибо, что Марк нас перенес за Рубеж. Сами тащились бы месяц.

– Не скажу. Я не скормила его энки, хватит с него и этого.

– Надо же, какие мы опасные. Посмотрим, как твой энки спасет тебя от Гнева Богов.

Луция тряхнуло. Проклятый колосок наконец сместился в сторону. Хотелось спать.