Доверился словам чокнутой иверийки и поставил на нее все, что у него было.
Слезы смешались с соленым потом и защипали кожу. Теперь можно было не сдерживаться. Луций завыл. А потом закричал. В Последнем Покое стояла все такая же непроницаемая тишина. Он звал Орхо, звал Раду и Талию, Праймуса и Тиберия. Звал даже Терция, надрывая уже бесполезные связки и проклинал всех, кто его не слышал, пока не согнулся в очередном приступе хриплого кашля. Его звук отразился от стен пустого зала эхом и ударил по ушам.
Неожиданный резкий свет печати обжег воспаленные глаза. Луций рефлекторно, как загнанный зверь, попытался отползти, насколько позволяли цепи, и поднял на вошедшего мутный взгляд.
Жесткие черты лица Марка, выхваченные из сумерек Печатью Света, заострились и показались высеченными из камня. Он присел рядом с Луцием и убрал мокрые от пота волосы с его лица. Луций дернул головой, и перед глазами все поплыло. Казалось, что по углам Последнего Покоя шевелятся дымчатые тени.
– Я предупреждал тебя, Луций. Я просил оставить их в покое. Я говорил, что ты ничего с ними не сделаешь. Этот талорский ублюдок задурил тебе голову, а ты побежал за ним как за течной сукой. Я пытался удержать тебя. Но ты не слушал, – тихо сказал Марк, – ты никого никогда не слушал.
Открытые раны на разрушенных тавро горели огнем. Воздух входил в легкие с тихим свистом. Передняя часть шеи воспалилась настолько, что Луций едва мог повернуть голову. Он не мог вообще ничего. Не мог даже заткнуть рот сраному Марку Центо.
Луций любил свой голос. Он был звонким, чистым, гибким, как хлыст. Гортанные звуки заклинаний, острая эдесская речь и округлое звучание талорского – все ему давалось легко. Луций владел голосом мастерски, как боец владеет своим оружием. И от хриплой тишины, которая теперь вырывалась из его глотки, отчаяние пересекло какую-то невидимую черту, затопило его с головой и, наконец, исчезло.
Луций закрыл глаза и измученно улыбнулся легкому ознобу, пробежавшему по спине. Ласковому, прохладному поглаживанию, которое касалось не кожи, а сознания. Словно кто-то обнял его мысли, ластился к нему и жаждал его внимания.
Его отчаянная ставка на варварский бред иверийки сыграла.